В Самарской филармонии состоялся концерт в рамках IV Транссибирского фестиваля. Впервые Самара включена в «маршрут», который протянулся от Брюсселя до Токио. Идея фестиваля – объединение огромного количества первоклассных музыкантов, солистов и оркестрантов, ансамблистов и музыкальных педагогов для решения благородной задачи: не только пронести дух великой музыки через славные сцены мировых столиц, но дотянуться и до малых городов России и зарубежья.
Радостно сознавать, что Самара не осталась в стороне от замечательного проекта, ведь у нас появилась реальная возможность услышать в концертах музыкантов, о приезде которых в город можно было только мечтать. Таким концертом стал симфонический вечер, в котором принял участие выдающийся музыкант Вадим РЕПИН. Это имя мы знаем давно, помним еще по телевизионным трансляциям 80-х годов прошлого столетия, когда скрипач-вундеркинд покорял концертные сцены российских столиц. С тех пор много воды утекло. Маленький вундеркинд, поражавший невероятной точностью и скоростью виртуозной игры, удивительно полным и певучим звуком, стал выдающимся интерпретатором, редким музыкантом со своим ярким индивидуальным почерком.
В первом отделении концерта прозвучала Симфония № 4 Феликса Мендельсона с программным заголовком «Итальянская». Очевидно, что встреча на репетиции с выдающимся скрипачом оказала самое благотворное воздействие на музыкантов оркестра. Какая-то музыкантская собранность и внимание ко всему происходящему ощущались в каждом солирующем инструменте, в оркестровых группах, в ансамблях солистов. Уже первые нервные жесты дирижера (за дирижерским пультом Академического симфонического оркестра Самарской филармонии в этот вечер был Михаил Щербаков) настроили группу деревянных и медных духовых на искрометный характер тарантеллы.
С самого начала музыканты верно попали в стиль произведения, в котором переплавлены различные элементы национальных музыкальных культур. В сплетениях тем струнных и деревянных, струнных и медных, поддержанных краткими репликами литавр, явно проявилось немецкое происхождение музыки. Бесконечную мелодию тарантеллы композитор сумел дать в рамках квадратных периодов, традиционных для венской классики. Итальянский колорит мелодий в этой музыке сопрягается с венской техникой их разработки. Здесь и контрапунктическая работа оркестровых голосов, и смена драматургических планов в контрастах тем и звучностей, и тонкая полифоническая разработка в эпизоде фугато. Оркестр будто на едином дыхании исполнил первую часть симфонии, с легкостью и изяществом справляясь с непростой фактурой.
Вторая часть, написанная в жанре баллады, была исполнена бережно и деликатно, ритмически выдержанно. В каждом мотиве высоких струнных, звучащих на фоне пиццикато контрабасов, чувствовалось некое таинственное движение, напоминающее мистические звучания моцартовской «Волшебной флейты». И конечно, немецкий композитор никак не мог обойтись без менуэта, пускай и в «итальянской» симфонии.
Третья часть вновь увлекла нас в танцевальную стихию. Но это был уже иной характер, нежели характер тарантеллы первой части. Валторновые ансамбли звучали компактно и стройно, органично вливаясь в общее оркестровое звучание. Деревянные духовые солировали с тонким ощущением общей фразы и движения музыки. Более стремительный, чем тарантелла, танец – сальтарелла – был дан в четвертой части.
Четвертая часть, самая виртуозная в произведении Мендельсона, представляет прекрасный материал для исполнителя в драматургическом плане. Здесь впервые композитор использует форму сонатного аллегро – самую совершенную форму музыкальной драматургии. В исполнении этой музыки, как и всей симфонии, оркестр проявил себя как слаженный организм, как ансамбль солистов, внимательно и бережно подхватывающий реплики друг друга, в необходимых местах поддерживающих сольное проведение, а там, где это нужно, раскрывающий кульминационное звучание, с увлечением, вдохновением и радостью мастерства играющий для своей публики.
***
Для Вадима Репина самарская публика еще не стала своей, но уже была готова к встрече. При первых звуках каденции солиста в Скрипичном концерте № 1 Макса Бруха (он открывал второе отделение) было такое чувство, что мы будто изучаем друг друга. Несмотря на то, что Репин опытнейший артист, всю свою сознательную жизнь проведший на сцене, звучание его Страдивариуса в первых каденциях не отличалось высоким качеством. Во всяком случае, не отвечало ожиданиям.
Но дальше было все совсем по-другому. Музыкант быстро целиком и полностью овладел ситуацией и публикой. Его музыкальная фраза во время исполнения всегда была наполнена мыслью, каскады самых разных виртуозных пассажей складывались в некую образную целостность, а кантабиле певучих эпизодов казалось абсолютно невероятным: будто это и не скрипка поет, а какой-то неведомый голос, рассказывающий и печалящийся, плачущий и радующийся, всегда повествующий о чем-то трепетно волнующем.
Слушатели настолько были заворожены диалогом солиста и оркестра, настолько покорены искусством выразительной музыкальной риторики скрипача, волей музыканта буквально перенесены в фантастический мир концерта Макса Бруха, что позабыли разразиться аплодисментами в паузе между второй и третьей частями концерта (а ведь следует признаться, что это нередко у нас случается). Воля солиста была такова, что всем стало понятно без слов, что такое циклическое произведение и почему его нужно слушать не прерывая. Скрипичный концерт Бруха, будто масштабный живописный триптих, в некоем единстве предстал перед слушателем. Почти полчаса чистого звучания пролетели будто в одно мгновенье, но вместили в себя и тончайшую лирику сольных эпизодов, и эпичную мощь кульминаций тутти, и выразительные диалоги, и горячность страстного высказывания каденций солиста.
Рапсодия «Цыганка» Мориса Равеля завершала концерт. Стилизованная под листовские рапсодии, под стиль вербункош, «Цыганка» в исполнении Вадима Репина предстала во всей своей характерности и одновременно противоречивой и прихотливой сложности персонажа-образа. От интерпретатора зависит, кем станет «героиня» блестящей пьесы Мориса Равеля. Она может оказаться бездумной и капризной, однозначно характерной и этнически определенной. В исполнении Вадима Репина так много было подробностей и разнообразия интонационных проявлений, что персонаж цыганки буквально ожил и заиграл всевозможными оттенками характера. Мы не только завороженно следили за почти читаемой мимикой и движениями страстной танцовщицы, но при этом будто видели всю ее судьбу, от пережитого до настоящего, от предопределения до свершения.
***
Итак, мы теперь знакомы. Вадим Репин и самарская филармоническая публика. А ведь именно с ней, с любителями классического музыкального искусства, скрипач хочет иметь дело. Как он признается в одном из интервью, ему всегда было интересно играть для коллег, играть для скрипачей, играть для тех, кто сможет по достоинству оценить всю виртуозную доблесть и подлинное музыкантское достоинство исполнения. Но с некоторого времени целевая аудитория Вадима Репина – мы с вами, то есть те, кто ничего не смыслит в скрипичной игре, но понимает и любит музыку.
Самара наконец-то включена в «маршрут» Транссибирского музыкального фестиваля. Очень хочется надеяться, что в последующие годы в Самаре в рамках фестиваля не только будут проходить концерты, но осуществятся и другие формы фестивальной жизни: открытые уроки и творческие встречи, показы музыкальных, в том числе документальных фильмов, премьерные исполнения новых сочинений.
Дмитрий ДЯТЛОВ
Пианист, музыковед. Доктор искусствоведения, профессор СГИК.
Фото Михаила ПУЗАНКОВА
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре», № 9 (117), 2017, Май