80 лет назад погиб великий русский поэт ХХ века Осип Эмильевич Мандельштам.
На российском Парнасе минувшего столетия он занимает место, равное Пушкину. Посему его фигура была представлена первым номером в цикле лекций Валерия Бондаренко «Серебряный век: Поиск утраченной целостности», организованном в уютном зале Центральной городской библиотеки имени Крупской.
Стиль Валерия Бондаренко хорошо знаком любителям литературы и киноискусства. Мне, каюсь, лет двадцать пять не доводилось его слышать. Встретив вновь, увидела, что прежний лекторский почерк сохранился, получив естественную огранку опытом и временем.
Итак, публика в терпеливом ожидании. Софит включен. Фотограф наготове. Через пять минут после назначенного времени к скромной трибуне с микрофоном пробирается Он. Бросает портфель рядом с пианино, снимает меховую душегрейку, наливает чай, покашливает, щурится на свет и, отвечая незнакомке из зала, смиренно называет свое имя. Пауза. Довольно долгая.
Задушевная беседа начинается с зарисовки Чарли Чаплина, маленького человека, над которым все смеются, потому что он не в ладу с вещами. Таков и Осип Мандельштам, трудный и трогательный, как подросток. Бросает пачку папирос мимо кармана, поедает в литературном буфете чужую кашу и, не расплатившись, исчезает. Берет взаймы и никогда не возвращает долг…
Словно змей-искуситель, Бондаренко создает шарж на великого поэта, и на воображаемом мольберте перед посетителями библиотеки предстает эдакий Мандельштам-шут, странный неловкий чудак не от мира сего. И в списке-то поэтов Серебряного века он оказывается не по какой-то узнаваемой логике, а вдруг. Благодаря маме, убедившей редактора престижного журнала «Аполлон» опубликовать в 1910 году стихи ее 19-летнего сына.
Вкрадчиво и незаметно, опасаясь перегрузить аудиторию, Бондаренко укрепляет его имидж именами современниц. Осип Эмильевич – друг несравненной Анны Андреевны Ахматовой, называвшей его стихи «новой божественной гармонией»; приятель Ирины Владимировны Одоевцевой, автора бесценных воспоминаний «На берегах Невы», безропотно смолчавшей по поводу исчезнувшей каши… Он выносит за скобки информацию о потрясающей образованности, начитанности и эрудиции Мандельштама. И тут же бросает публику в жар, рассказывая случай с дракой в квартире поэта, товарищеским судом под председательством «красного графа» Алексея Толстого, решение которого Мандельштам парировал, дав ему пощечину («Я наказал палача, выдавшего ордер на избиение моей жены»).
Третий раздел лекции Валерия Бондаренко похож на гипноз. Безденежье, голод, скитания, разгром стихов, «самоубийственное» (слова Пастернака) стихотворение про Сталина, арест, допросы, ссылка, попытка самоубийства, три года в Воронеже в состоянии страха и готовности к смерти, ожидание ареста, попытка самоубийства, потеря рассудка, возвращение в Москву, вновь арест и ссылка на Дальний Восток… Эпизоды жизни поэта Валерий Вениаминович озвучивает, играя голосом на коротких фразах со столь прочувствованной интонацией, что смысл рождается в пространстве между словами, между им и залом. Будто вещает шуршащее крыльями существо, прилетевшее из далеких 20–30-х. Слушатели представляют картинку, додумывают, сопереживают…
Иногда Валерий читает стихи. Душевно читает, особенно те, в которых поэт оглашает свою честную позицию. Но мало. Для первой встречи, по-видимому, достаточно.
***
Энергетика вечера меняется. В исполнении лауреатов международных конкурсов Надежды Сорокиной и Натальи Файн звучит вокальный цикл Сергея Слонимского «Шесть романсов на стихи Осипа Мандельштама». Публика благодарит музыкантов. У меня же возникает потребность поделиться мыслями о музыке, поскольку именно она мотивировала посещение сего собрания.
«Шесть романсов» создавались Слонимским в 1990-м, тогда он был частым гостем Самары в связи с готовящейся постановкой оперы «Гамлет». Мы общались, я знала об этом втором мандельштамовском опусе (первый был написан в 1974-м), даже приобрела ноты, но в живом концерте целиком не слышала. Исполнение этого цикла – явление редкое. (В 2012-м на Форуме к 80-летию композитора прозвучал последний номер, который остался в записи. Целиком же он пелся очень давно: в 1991-м в Петербурге, в 1993-м в Москве – и записан не был.)
Обращение композитора к творчеству поэта закономерно. Их семьи были связаны генеалогически: дядя отца С. Венгеров через Вербловских был родственником О. Мандельштама по материнской линии. Родители композитора читали по памяти стихотворение «Я слово позабыл, что я хотел сказать…», записанное Осипом Эмильевичем в присутствии Михаила Леонидовича Слонимского, с которым он был хорошо знаком.
Роднит художников гражданская позиция. Подобно Мандельштаму, Слонимский может быть резким, когда речь идет о важных ценностях жизни. Они близки по культурному кругозору. Будучи по происхождению польско-литовскими евреями, не отрекшимися от своих корней, они до мозга костей европейцы, верные идеалам средиземноморской античности, итальянского ренессанса, сохраняющие в своем языке трепетность и драматизм австро-немецкого романтизма.
В то же время они глубоко русские художники, бессребреники, объединяемые темой страшной судьбы России. Оба отразили в творчестве трагедию талантливых художников, прошедших сквозь мясорубку «века-волкодава». Оба, как мальчишки, всю жизнь испытывали страх. Мандельштам – перед постовыми и людьми в кожанках, Слонимский – перед театральными вахтерами…
Слонимскому близки горький скепсис и тонкий лиризм Мандельштама. Трагическое и комическое, возвышенное и низменное, интимно-лирическое и проповеднически-ораторское уживаются в интонациях творцов на расстоянии мышиного шага. Парадоксальность и загадочность идут рука об руку с мастерски выстроенной художественной формой.
Драматургия цикла «Шесть романсов» выстроена как эпизоды из жизни Мандельштама. Слонимский подсмотрел ее в вокальных циклах Шумана («Любовь и жизнь женщины») и реализовал с присущей романтическому мироощущению тонкостью эмоционального переживания.
Год 1908. «Звук осторожный и глухой» – эпиграф цикла. 17-летний Осип вздрагивает от случайного звука. И предчувствует будущие удары-звуки – то ли от сброшенной перед людьми из «органов» дверной цепочки, то ли от тюремных кандалов… В музыке аллюзии с мрачными образами Шостаковича и Свиридова.
Год 1913. «От легкой жизни мы сошли с ума». Встреча с молодой художницей Надеждой Яковлевной Хазиной, будущей женой. Эйфория петербургских литературных клубов. Ядовитая дымка, родом из «Меня ты в толпе не узнала» Мусоргского, когда стирается граница между реальностью и видениями.
Год 1914. «Вполоборота, о печаль». Портрет подруги-поэта. Мужество Анны Ахматовой, проводившей мужа на фронт и оставшейся с маленьким сыном на руках в окружении недоброжелателей. Написавшей сборник стихов, выдержав испытания с гордо поднятой головой. Она похожа на мужественную Марию Стюарт, созданную композитором в одноименной опере.
Годы 1931–1935. «За гремучую доблесть грядущих веков». Гражданственная позиция поэта, не желающего жить по законам волчьей стаи. Прошедшего ад ареста и ссылки, ждущего смерти и при этом осознающего, подобно Пушкину, величие своего таланта. Ах, Гамлет, Гамлет – это он!
Эпилог 1. «На Луне не растет ни одной былинки» – точный аналог сцены сумасшествия Офелии.
Эпилог 2. «Жил Александр Герцевич, еврейский музыкант». Шубертовский маленький человек и злое скерцо, напоминающее то «Трепак» из «Песен и плясок смерти» Мусоргского, то одного из героев цикла «Из еврейской народной поэзии» Шостаковича. Обольстительный и страшный мажор. Горечь и отчаянье. Гордая бравада: помирать – так с музыкой…
Когда слушатели попросили исполнить его на бис, стало ясно, что нужно делать. Учить первый цикл Слонимского–Мандельштама и меццо-сопрановый цикл, созданный на немецкие переводы поэта, и записывать все три опуса на диск. Первый в мире. Это будет истинно наш проект, ибо музыка Слонимского на стихи Мандельштама рождалась и впервые исполнялась в течение четверти века (1974–1999), когда он существовал как наш, самарский, композитор. Осталось чуть-чуть – донести психологизм и фантасмагорию мандельштамовского лирического героя. И настроить пианино…
Сердечное спасибо Валерию Бондаренко и библиотеке за вдохновляющую тему.