Мы абсолютно по-разному говорим и думаем о вещах.
Я думаю о вещах с позиции их утилитарной или неутилитарной красоты, но главное — с позиции обладания. Поэтому принципиально не люблю музеи, ибо вещами из музея нельзя обладать. А если вещь я не могу применить к себе, к своей жизни, — эта вещь мне не нужна и не интересна. А ему нужна именно та вещь, которой не нужно пользоваться и которая, соответственно, не будет пользоваться им. Потому что он — вне использования. Сам по себе. Грустный Маленький Взрослый в своей постчеловеческой парадигме.
Когда-то в прошлой жизни мне нужно было сдавать философию на истфаке. Я приставала к находившемуся вблизи меня философу: объясни все эти понятия! И близнаходившийся философ мне отвечал: философию объяснить нельзя. Или ты способна мыслить подобными категориями, или нет. Я та, которая не способна понимать философию. Мудрый редактор это знал уже давно. Поэтому ему интересно было отправить на философскую выставку в Музей Модерна именно ту, которая ничего не понимает в философии, следовательно, не поймет идею. Но сумеет прочувствовать.
Итак, в сумасшедшую пургу первых праздничных дней нового года я прибыла на выставку «Комната диковин» в Музей Модерна. К нему. Он — это куратор выставки, или, как он сам представился, «куратор вещей», Илья Саморуков.
Он лукавил. Потому что намотанный шарф, трогательный свитерок и грустное интеллигентное лицо прямо направляли к тому, кто утверждал: «Знаешь, когда очень грустно, хорошо поглядеть, как заходит солнце». И кому нужно отвечать в таких случаях: «Значит, в тот день, когда ты видел сорок три заката, тебе было очень грустно?» — «Закутайтесь потеплее! — ответил он. — Ибо в „Комнате диковин“ холодно, как в склепе».
В «Комнате диковин», в узкой кладовке или еще для каких-то целей предназначенном помещении городской усадьбы эпохи модерна, было так пронзительно холодно, что потом, в трамвае, меня не отпускал этот мир вещей с его грустным хозяином (хотя, предполагаю, так и было всё задумано). Простите, куратором. Всего лишь куратором. Потому что вещи музейные принадлежат государству. То есть не только я ими не могу обладать, но и он — всего лишь куратор, замерзающий в околопредметной философии.
Но женщинам — русским, отчаянным, декабристкам несчастным — такие околдованные холодом Маленькие Принцы почему-то нравятся. И сквозь стынь выставки звучал записанный на магнитофон голос моей пропавшей дипломницы, очарованной куратором. Она читала названия вещей с выставки как поэзию. Если надумаете заглянуть в эту странную комнату, услышите ее, Гали Зыбановой, нежный голосок, звенящий надеждой и любовью под музыку Клауса Шульца.
Куратор Вещей — он же Маленький принц, он же Маленький Взрослый — колдовал над моим нефилософским сознанием дальше: «Выставка исчезнет — картина останется… Это исключительно лирическая выставка… Вещевое мясо!» О, как красиво сказано: «вещевое мясо»! Бедная Галя!..
Я не знаю, кто на самом деле создатель концепции этого музейного организма как такового. По ощущениям, кто-то, кто противопоставляет некий мир взрослых, скучный, официальный, вернее, официозный, регламентированный, классифицированный, подверженный учету и порядку, — «миру детей» с его тайными языками и справедливыми законами искреннего, спонтанного, хаотичного познания мира. Маленький принц, наверное.
Но «Маленький принц» написан был, когда Антуан де Сент-Экзюпери был уже совсем взрослым. Взрослым, не желавшим этого мира взрослых. Выставка актуализируется мыслью архитектора усадьбы Александра Зеленко о том, что все музеи начинались со сборищ редких диковинных вещей и поэтому когда-то назывались кунсткамерами.
Желание увидеть что-то особенное, выходящее из обыденного, посмотреть хоть одним глазом на необъяснимое, таинственное, до сих пор живо и у взрослых. Взрослый Маленький принц — куратор вещей, грустно/важно, как архивариус, замотавшись вязаным шарфом, начинает свой рассказ: «Вы находитесь в „Комнате диковин“ 2018 года. В ХVII веке, в эпоху барокко, в похожих комнатах европейские ученые и аристократы показывали коллекции странных вещей, природных объектов и артефактов („камни необычной формы, монеты, чучела животных, манускрипты, яйца страуса и рога единорога“)».
Вещи из таких собраний переместились в музеи. Поэтому в Музее Модерна предлагают на время оказаться в комнате воображаемого коллекционера ХХI века, который решил вспомнить старинные способы представления вещей. Здесь собраны старинные и современные вещи и объекты, созданные природой. Во время прогулки по «Комнате диковин» вы можете выявить свои закономерности и установить свои связи между предметами или посмотреть на них пристальней, концентрируя внимание. Смотреть на вещь — это познавать ее. Вы можете отгадать (или придумать) предназначение и имя вещи. Неведомый владелец коллекции предлагает вам варианты.
Так как я всё познаю исключительно чувственно, больше всего мне понравился трепетный монголоидный Ленин с букетом красных гвоздик. Такой же, как мраморный мальчик в сказке «Русалочка». Куратор лукаво заметил, что в подборе вещей присутствует фейк. Фейк — это обманка. Всё, как и положено в мире детей. Фальшивый секретик. Но я думаю, что вся коллекция отобранных в запасниках музея Алабина вещей и есть сплошной фейк. Ну какие вещи хранятся в фондах краеведческого музея? Вещи с историей. Потенциальные экспонаты. Артефакты исторических эпох. Но в маленькой промозглой комнатке, в интерьерах модерна, в чехарде разрушенной логики и хронологии они звучат как «Лунный Пьеро» А. Шёнберга.
Вот список «диковин»: кокошник второй половины ХIХ в., шляпка-веер 1950-х, скульптура Ганеши (1999), модель однокорпусного плуга, календарь беременности животных, образец каучука, паровая машина, капролактам (1970-е), долото буровое (1980-е), сахарная голова (1981), соплодие хлебного дерева, сухой препарат, гриб чага со ствола березы (Кошкинское лесничество, 1963), череп быка молодого, арагонит (геологический образец), конкреция известковистого песчаника (палеозой), обломки пня, изъеденные муравьями, чучело ондатры (мускусной крысы), чучело Ixobrychus minutes (выпи малой, или волчка), акула, хвостовая часть внутренней раковины, рог бизона, череп пещерного медведя…
Моя дипломница не только была захвачена пронзительным обаянием Куратора Вещей, но и придумала вещи для выставки. Вот он, Галин список: подставка для бисера, зеркало на 3600, магнит, аквариум для насекомых, детская настольная игра, набор для гадания, дубина, факел, размельчитель зерна, музыкальный инструмент, оберег волжских булгар, консервированная вода на случай ядерной войны, порционная святая вода, бактериофаг, солнечные часы, гончарный круг, точилка для карандашей, сломанный механизм, бритва, новогодний подарок, сувенир матрешка, свечка, улей диких пчел, лепешка кроманьонцев, емкость для хранения льда, соль пещерная, контейнер космонавта, инкубатор кристаллов, емкость для хранения угля, прибор для ваяния, деревянная шайба, ловушка для муравьев…
Ну почему же приличные девочки всегда влюбляются в грустных философов-принцев?! Потому что философы-принцы читают умные книжки.
И он из своего шарфа вязаного мне заметил: «Вы же, конечно, читали книгу «Человек без содержания» Джорджо Агамбена? Там сказано: «Отдельные предметы обретают смысл только в комбинации с другими — в стенах комнаты, внутри которой мудрец мог в любой момент охватить пределы универсума».
Боже мой, охватить пределы универсума — это как раз то, что я никак не могу. Но получить впечатление — могу. Музейная коллекция, выставка — должна быть живая. Источать аромат — впечатление. Классификации и так полно в нашей взрослой жизни. А способность видеть мир с непривычной стороны мы, увы, утрачиваем, когда становимся взрослыми.
«Самого главного глазами не увидишь» (А. де Сент-Экзюпери. Маленький принц)