Двое мальчишек, сбежав из дома, отправляются на поиски приключений. Со всей наивностью и со всей силой детской фантазии они поверили в волшебный мир прочитанных книжек, в страшных разбойников и злых колдунов, а себя вообразили великими героями. Экипировавшись с помощью домашних подручных средств, они отправляются в дальние страны – за околицу родной деревни, вниз по реке на самодельном плоту, до ближайшей железнодорожной станции…
Сколько их было, этих мальчишек-романтиков: Том Сойер и Гек Финн, герои «Двух капитанов» Каверина, Петров и Васечкин… Иных находили взрослые через час, через день, через неделю, иные находились сами через много лет, изменившиеся внешне, но сохранившие в душе тягу к романтике дальних странствий. Вечные мальчишки, вечные искатели.
Новый спектакль тольяттинского «Колеса» так и начинается – с бегства из дома. Только на сцене отнюдь не мальчики. Двое вполне взрослых мужчин, оглядываясь по сторонам (не застукали бы!), азартно и весело готовятся отправиться в дальний и опасный путь, пока никого нет дома. И это, как следует из афиши, легендарный Рыцарь Печального Образа Дон Кихот и его верный оруженосец Санчо Панса.
Зрителю, знакомому если не с романом Сервантеса и/или с пьесой Булгакова, то хотя бы с весьма распространенными изображениями этой пары, потребуется несколько минут, чтобы как-то привыкнуть к режиссерскому решению. Потому что если он ожидает увидеть длинного и тощего Дон Кихота и коротенького и толстого Санчо Пансу, то весьма удивится: Александр Двинский – Дон Кихот и Андрей Амшинский – Санчо примерно одного, среднего, роста и среднего же телосложения.
Никаких внешних атрибутов Испании XVI века, никаких намеков на исторические и географические реалии. Художник выстроил на сцене трехъярусную конструкцию, которая при необходимости может быть чем угодно – и домом деревенского идальго, и постоялым двором, и герцогским замком. Фон – огромная луна на темном небе, булгаковская луна, неизменный спутник размышлений, видений, фантазий. Идеальное пространство для игры. И играют здесь все без исключения. Только по-разному.
В центре, конечно же, главные герои. Они играют так, как играют дети, веря в ими же придуманные обстоятельства. Их детскость последовательно и многократно подчеркивается: странные костюмы, в которых они появляются, – то ли мужское исподнее, то ли детские комбинезоны; шапки, одновременно напоминающие и классические подшлемники, и младенческие чепчики. В одной из сцен Санчо, забежав на минутку домой повидаться с женой, надевает такой чепчик на голову своей дочке – папин подарок из дальних странствий.
Не могу не упомянуть об этой сцене, которой нет в пьесе: Хуана Тереса – Елена Барамикова – кидается на шею Санчо, как солдатка, дождавшаяся мужа с фронта, и так же бессловесно, все понимая, провожает его в новый поход, по-детски веря, как и он, в необходимость этой жертвы.
«Доспехи» путешественников – старые вещи из кладовки, силой воображения превратившиеся в рыцарское снаряжение. Россинант – самодельная тележка, любовно украшенная бахромой от старой скатерти. Ослик – большущая торба, перекинутая через плечо.
Шлем… Нет, не цирюльный тазик. Вопреки тексту пьесы Дон Кихот соглашается, что тазик совсем не годится. И сооружает себе совершенно фантастический головной убор из черного шлемофона и прикрепленной к нему металлической штуковины, напоминающей пропеллер. Он бережно хранится в специальном чемодане и надевается как подтверждение рыцарского достоинства. По ходу дела металл погнулся, покорежился под ударами врагов и судьбы. Но это по-прежнему заслуженный рыцарский шлем.
Мотив детскости героев проходит через все первое действие спектакля и совершенно неожиданно и трогательно подтверждается во втором, когда на сцене появляется ключница. Еще один неожиданный режиссерский ход: на роль ключницы назначен Андрей Чураев, самый высокий в театре и (по тому, что я видела прежде) отнюдь не характерный актер. Он одет в традиционный женский наряд (широкая юбка, передник, чепец), степенной и несколько затрудненной походкой подчеркивает преклонный возраст почтенной домоправительницы.
А поскольку ключница оказывается на голову выше всех остальных, она автоматически становится всеобщей воспитательницей в этом «детском саду». На одних сердито или добродушно ворчит, другим отдает распоряжения. Санчо обвиняет во всех смертных грехах и уверена, что именно он сманил из дома ее подопечного, бедного и доверчивого сеньора Алонсо. Поэтому Санчо достаются побои, а когда появляется Дон Кихот, она любовно прижимает его к груди, умывает, кормит с ложечки, вполуха выслушивая его сбивчивые рассказы и планы и приговаривая: «Жуй хорошенько!» Непутевый питомец вернулся домой.
Эта взрослая, большая во всех отношениях женщина – сама как дитя. И даже вражда ее к Санчо сродни обычной детской ревности – они никак не поделят любимого друга. Остальные же «взрослые», окружающие Дон Кихота, совсем не таковы.
Противостояние «детскости» и «взрослости» – это вполне традиционное и многократно освоенное литературой и театром противопоставление искренности, бескорыстия и беззащитности обману, стяжательству и жестокости. Представители «взрослого мира» – а они весьма многочисленны и разнообразны – тоже играют. Но это не наивная фантазия, а намеренное притворство ради достижения каких-то вполне конкретных и не всегда благовидных целей. Именно на этом и держится весь спектакль, сюжет которого – не знаю, нечаянно или намеренно – не слишком последователен, он распадается на отдельные фрагменты (клипы?), связанные между собой только неизменной готовностью Дон Кихота противостоять злу и неизменной готовностью Санчо Пансы прийти ему на помощь.
Театр дал целых три пояснения к названию спектакля. Первое – «no format» – свидетельствует о преднамеренном нарушении всяческих привычных норм, «форматов» и выражается в подчеркнутой «разностильности», в достаточно своевольном обращении с текстом пьесы, во включении в драматическое действие откровенно эстрадных песенных номеров.
Еще одно – «трагикомедия в двух действиях» – настраивает зрителя на соединение смешного и серьезного. И, наконец, самое важное – «история о романтике и рыцаре». Возможно, изначально предполагалось, что оба эти слова относятся к заглавному герою. Но спектакль подсказывает совсем иной смысл и корректирует классическое название: в нем два главных героя – рыцарь Дон Кихот и романтик Санчо.
Кто, кроме истинного романтика, может поверить в фантазии рыцаря, которого все считают просто помешанным? Кто, кроме романтика, почти безропотно будет принимать все злоключения, которые выпадают на их долю? Кто, кроме романтика, будет так предан дружбе и увидит «невыразимую скорбь» в облике радостно улыбающегося миру фантазера? Таким остается на протяжении всего спектакля герой Двинского, и его чудесная улыбка, обращенная к миру, вызывает подлинную скорбь: нашелся человек, каждую минуту готовый ответить на эту улыбку, – герой Амшинского. И кто из них больше рыцарь, а кто романтик?..
Только один раз это неразрывное единство дает сбой. Отправляясь в свой последний поход, Дон Кихот в замке герцога (кто не читал, напомню: там Дон Кихота ради развлечения чествуют как рыцаря, а Санчо с той же целью провозглашают губернатором несуществующего острова) появляется вдруг в совершенно другом и непонятно откуда взявшемся костюме – благопристойном, хорошо сшитом светлом сюртуке. И его детскость, и его наивная улыбка сразу меркнут. Он почти (одежда его все-таки светлая, а не черная, как у остальных) сливается с толпой притворщиков, этих безнадежно взрослых людей, которые, похоже, никогда и не были детьми.
В сущности, Дон Кихот в спектакле превращается в Алонсо Кихано еще до рокового боя с Рыцарем Белой Луны (еще один обман, чтобы заманить его домой). Переодетый, с демонстративно наклеенными усами и бородой (a la Сервантес), герой побежден еще до начала битвы. И в этом мне видится какая-то ошибка.
Впрочем, финал все-таки возвращает нас к Булгакову – не буквально, но по сути. Дон Кихот на сцене умирает и отправляется в мир иной (опускается крышка люка на сцене). А на экране (видеопроекция) у костра на фоне звездного неба Дон Кихот и Санчо – счастливые и свободные, вечные странники, неразлучные друзья.
Драматический театр «Колесо» имени Глеба Дроздова (Тольятти)
Михаил Булгаков
Дон Кихот. No format
История о романтике и рыцаре
Трагикомедия в 2 действиях
Премьера состоялась 26 марта 2016 года
Режиссер-постановщик – Владимир Хрущев
Художник-постановщик – Сергей Дулесов
Музыкальное оформление – Владимир Хрущев
Фото- и видеосъемка – Александр Максимов
В спектакле использована музыка Алексея Пономарева
Татьяна Журчева
Литературовед, театральный критик. Кандидат филологических наук, доцент Самарского университета, член СТД РФ.
Фото Александра Шохина
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета», № 6 (94) за 2016 год