1. … конечно, я, как и любой мой ровесник из города Куйбышева на реке Волге в стране СССР, — всегда был готов. Как должно пионеру.
Я, например, был всегда готов:
к тому, что:
— куда бы я ни шагал, по своим делам, —
или вниз, к Речному вокзалу, с бидоном, за молоком и сметаной;
или вверх, к площади Революции, — скажем, в библиотеку, на улице Ленинградской, или на остановку, и — к бабушке, на дачу;
или направо, скажем, в кино, в кинотеатры «Молот» или «Художественный»,
или налево, или ещё куда-нибудь, —
… они меня встретят и притормозят.
2. Про это у нас, пионеров, говорили всё время, рассказывали много жути, но со мной лично ничего особо мохнато-жуткого не случалось.
Хотя тормозили они меня нередко, — такого юрко-дробного, невесомого и вопиюще безобидного на вид.
(трагедия всей моей жизни, кстати, эта внешняя безобидность).
Трое, четверо, пятеро. Разные, и грозные с виду, и егозливая шелупонь вроде тогдашнего меня.
— Погодь, пацан. Чо ты? Чо ты.пацан?
Ритуально неизбежный в то время, изначальный вопрос: «что ты?».
(…А что — я?
Я вот уже сто лет как не пацан, а до сих пор так и не знаю в точности, что — я.
Я ничего).
Далее — обязательно:
— Откуда такой? Где живёшь?
Я отвечал: здешний я, с улицы Степана Разина. Это был мой аусвайс. обеспечивающий относительную безопасность.
— Дом какой?
Дом сто, отвечал я.
— … Не пзди мне, бляц. Уябу ща, хочьшь, а? Хочьшь? По ябалу хочьшь? Не хочьшь, бляц?
(Что тут ответить? Нет, я не хотел).
И не то, чтобы они мне не верили. Это была такая ретиво служивая, начальственная суровость. И звучало не особенно страшно, и, главное, не впервой.
— … Да не пздит он, — говорил один из них. — Видал я его тута. Он со двора, где напротив Дрюня мелкий живёт, Макса брат. Дрюна знаешь? А меня?
(Нет, я его не видал никогда. И Дрюна не помнил, ни мелкого, ни крупного. Я в них не всматривался).
Следующий вопрос. Решающий.
— Кого знаешь?
Врать было нельзя, мне же и дальше тут ходить; но интенсива не требовалось. Главное — быстро отыскать знакомое имя, которое служило точкой пересечения: я им не свой, и своим никогда не буду, но главное — ритуал: я знаю Х, они знают Х, — и я уже выкатываюсь из зоны враждебности в зону отчуждения, на нейтральную полосу.
(Это называлось ещё — «понты кидать»; так меня поучали одноклассники, которые сами принадлежали к означенным корпорациям полутораметровой уличной стражи: «кидай понты».
Я припоминал: год назад; бывший одноклассник, снизу, с улицы Обороны, — сам из себя он ничего свирепого не представлял, но вот заходил к нему сосед, — чуть старше нас, лет, может, кабы двенадцати, ну, тринадцать, — но уже просмолёный терпким взрослым бытием, — мы как огурчики с грядки, а он уже как бы из трёхлитровой банки огурец, со дна, из мути, — солёный весь, даже какой-то засаленный; с полбутылочкой пивка, с гноящимися губами.
«Как брат?» — «Да бляц, заточкой шырнули его. В больничке щас. Мамка поехала вчера». «А кто порезал?» «Хузна. УрлОта «. «А долго ему ещё?» «Три года топтать».
Вот и пригодился теперь брат порезанного в зоне брата:
— Артура знаю. С Обороны.
— Какого? чёрного, цЫгана?
— Да.
— Как ему фамилия?
— Далибаш.
— Правильно. А ещё кого?
— Джафарика знаю.
— Откуда?
— Так. Во двор заходил, раньше.
(Опять же, не вру; правда, с этим Джафариком, дело давнее: он тогда совсем жутью не веял, просто был весёлый головастый татарчонок, — мы на равных метались между сараями с пластмассовыми автоматами, играли в войнушку; мне тогда было лет пять, ему — шесть-семь; и вот тоже нужное знакомство).
…- Ладно, пацан. Иди.
Ну, и всё. иду, по своим делам. Даже пинка прощального не получаю.
3. …Им совершенно не нужно знать, что я сейчас читаю Станислава Лема, пропуская непонятные страницы про астрофизику, но отслеживая приключения самих астрофизиков; пишу роман про какие-то иные миры, где какие-то котоголовые рыцари в сверкающих шлемах сражаются с ордами кровожадных жаб; что я очень хорошо, и общепризнанно хорошо, рисую, могу и ковбоев рисовать, и фашистов, и что сейчас поеду я, возможно, на телестудию «Товарищ» и меня завтра покажут по телевизору, что у меня есть самоучитель польского языка и я одолел уже двенадцать страниц, что я знаю про Мальтийский орден и про страну Бурунди, которая меня влечёт непонятно почему, но — как упругим жарким ветром тянет меня туда, и что там был король Нтаре Пятый, и что в 1966 году его сверг капитан Мичомберо, и —
И мне тем более не нужно, чтобы они это знали.
Вполне достаточно этого:
— Где живёшь? — Здесь.
— Кого знаешь? — Артура и Джафарика.
— Иди.
Не знаю, почему, может, по недостаточной мужественной мальчишности, может, просто трусоват я был, или не такой какой-то, — но меня в этот мир совсем не влекло, ни минуты.
… Дворики, закоулочки, сарайчики. гаражики, пивко и водочка,
окурочки в бурьянчике,
на корточках пацанчики, —
— … это для меня было прежде всего скучно, скучно-скучно скучно, скучнее телепередач «Наш сад» и «Сельский час», скучнее, чем самое скучное.
В этой моей скуке, даже, наверно, некая сонная отвага таилась; я бы сильнее трепетал, если бы слабее скучал.
4. … Но вы ещё не забыли про заголовок? если забыли, посмотрите, вверху. Я именно об этом.
… Пришло время, я весь такой вырос и стал искать щели, через которые можно проникнуть туда, куда, казалось, лежала единственная для меня дорожка — ещё оттуда, через улицу Обороны, через Площадь Революции. через Речной Вокзал, —
… в науку, в общем.
Попал я в соответствующие коридоры.
И там меня стали тормозить и — спрашивать:
— Что вы окончили?
Я отвечал.
— А кто преподавал?
Я припоминал.
…- Да, там, у вас, в Саратове, кажется. неплохой университет, — говорили они.
— В Самаре, — поправлял я.
Они кивали и отвечали мне мысленно: «А что Мухосратов, что Мухосрама твоя, не один ли хрен».
… а конференции? а публикации?
… а кто рецензент? а кто научный руководитель?
Я рыскал уже в полевых экспедициях, я побывал уже в Оренбургской области и в Пензенской, уже отыскал беседников на востоке и тилебухов на юге, меня уже кормили простоквашей уклончивые хлысты и пускали на ночлег молчаливые кулугуры, — но это всё было не важно. И лучше не настаивать, не светить, где не надо.
Важно было 1) где живу я, и 2) кого знаю.
И стало опять скучно.
Вот.
Об авторе: Кирилл Серебренитский — коренной самарец, один из первых в СССР специалистов по религиозным сектам, эзотерическим культам. С конца 80-х собирает материалы по эзотерической истории России.
