Жучкина Арка по-стариковски дремала под пыльным июльским солнцем. Ее кирпичи тихонько поскрипывали вековой пылью, но держались дружно. Всего-то парочка выпала, но да ничего. Бывает и похуже, особенно с теми, кто стоит на городских улицах больше века.
Имя «Жучкина Арка», конечно, оскорбило бы слух любителя изящного, но так уж повелось с тех пор, как сто лет назад в городе Амброзьевске на месте грязного пустыря купец Мефодий Жучкин разбил сад. Постарался он изрядно, сад получился просторный, с фонарями и белыми статуями вдоль аллей, а входили гуляющие под сень его лип сквозь кирпичную арку, сложенную в лучших традициях греческой архитектуры. Как видно, хорошо учился Жучкин в местной гимназии, с любопытством разглядывая картинки в учебнике истории.
Теперь купеческий сад вновь вернулся к первородному состоянию, то есть стал пустырем, но арка, ведущая в никуда, так и осталась Жучкиной. Конечно, «Триумфальная» звучало бы эффектней, но Жучкина Арка ободряла себя тем, что, возможно, и Пушкин завидовал более звучным фамилиям своих лицейских друзей Броглио или Ржевского — и где сейчас этот Броглио? А Пушкина читают все. «У лукоморья дуб зеленый».
— Слыхала, что Дуб рассказывает? — прервал сонные размышления Жучкиной Арки знакомый голос. То была стоявшая в двух метрах облупленная зеленая Скамейка. Все идущие по бульвару непременно присаживались на нее, чтобы отдышаться или поболтать, поэтому все новости и сплетни буквально из первых, скажем, рук были у Скамейки. А Дуб шумел листвой тут же, рядом.
— Такие новости, такие новости! — зачастила Скамейка. — Говорят, мы скоро Греции отойдем. Станем вторыми Афинами!
— Ерунда! — пробасил Дуб. — Вечно всё перевираешь! За такие разговорчики и сесть недолго!
— Я и так сижу, — парировала Скамейка. — Кто ж меня посадит?
— Всё каламбуришь? — ворчливо зашевелил ветвями Дуб. — А дело, между прочим, нешутошное! Конец нашему Амброзьевску настает. Воистину говорю!
И пересказал Дуб странную историю, услышанную им от черной галки, присевшей как-то раз поклевать желудей.
Дело было так. В один прекрасный день рядовой сотрудник городского архива Евгений Бурятьев совершил сенсационное открытие. Он сделал заявление, что городу Амброзьевску, в 1819 году крохотным прыщиком вылупившемуся на карте империи, вовсе не 200 лет в обед и назван он так отнюдь не из-за дико растущей повсюду амброзии. В этом сочетании букв архивариусу послышались античные ноты. Раскрыв словарь, он нашел искомое: «Амброзия (греческое ambrosia, буквально „бессмертие“) — в греческой мифологии пища и благовоние, притирание олимпийских богов». И тут же понял, что родной город куда старше вечного Рима.
Доказательства нашлись быстро. В одной из старых амбарных книг в списке жильцов доходного дома по улице Жестяной красовалось: «Зевс Семен Иванович, кондитер». Этого оказалось вполне достаточно для начала Великой Кампании по переименованию всего и вся в городе Амброзьевске.
Горожане подключились к процессу жарко и неистово. В социальных сетях бушевали дискуссии не на жизнь, а на смерть. Одни рвали на себе рубахи за Афиноград, которым должен стать скромный Амброзьевск, другие готовы были идти на баррикады за — чего уж там — Пантеоновск! Отдельные снобы подсовывали какой-то непроизносимый Аркалохорион, тут же похороненный под градом критики.
Разумеется, вылезли любители половить рыбку в мутной воде и пригрозили переименовать речку Перебранку в Стикс из-за выбросов местного гипсового завода. И даже провели экологический митинг под лозунгом «H2O для Посейдона!».
Люди посерьезней многозначительно намекали, что под эту плодотворную идею с увеличением возраста города Амброзьевска можно получить солидные деньги из центра и наконец-то заткнуть зияющие дыры в городском хозяйстве, в том числе побороться-таки с неискоренимой амброзией.
Взгляд взбудораженной общественности предсказуемо пал на другой берег Перебранки-Стикса, где раскинулось старинное село Кривые Ножищи. Места были живописные, многажды изображенные членами уездного союза художников. Начали поговаривать, что много столетий назад здесь на пару дней останавливался древнегреческий ваятель Мирон, чтобы набросать эскизы своего «Дискобола». И что кривоножищенский агроном Мирон Михайлович Панов — его прямой потомок. И буквально само собой родилось новое имя села: Прямые Плечищи, в честь всё того же статного и накачанного Дискобола!
В Амброзьевске принялись активно готовиться к дружественному визиту мэра древнего города Рима. Сначала, не подумав, решили испечь огромный румяный каравай, а затем опомнились и поняли, что представителя младшего побратима нужно встречать плоской греческой лепешкой, от которой синьора Вирджиния (а мэр Рима — дама) будет отрывать куски и макать в дзадзики.
Торжественное собрание в честь визита высокой гостьи по понятным причинам решили устроить в кинотеатре «Олимп», который предстояло поднять из руин. Но в свете вышеозначенных перемен слово «руины» приобрело археологический оттенок и никого уже не смущало.
Наконец придумали конкурс красоты «Аполлонушко», участники которого должны были играть перед носом у жюри и изумленной публики большими косыми мышцами.
Топонимический ажиотаж не утихал, иногда приводя к казусам. Так, знаменитые на весь уезд конюшни с прекрасной школой верховой езды, не подумав, назвали Авгиевыми, сославшись на подвиги Геракла.
Под конец долгого рассказа, сопровождаемого взволнованным шумом дубравы, Жучкина Арка чуть не потеряла равновесие и центральный кирпич: он сдвинулся на добрых три сантиметра.
— Ну и дела, Тартар тебя задери, — пробормотала она с досадой. — Жили себе, жили, и вот опять!
— Это еще что! — злорадно проскрипела Скамейка. — Завтра здесь демонстрация будет в честь переименования города. Народищу набежит!
— Это еще зачем? — Арку пробил озноб нехорошего предчувствия. Демонстрации она не любила. Много шума, а потом еще больше мусора.
— Ты и про это не слыхала? — воскликнула Скамейка, спугнув присевшего на нее воробья. — Будут новый гимн города петь! Всем миром! Пять тыщ человек!
От этого сообщения Жучкина Арка вовсе впала в уныние, с тревогой ожидая нового дня. И он настал.
С раннего утра на площадь рядом с Жучкиной Аркой начали выгружать лавки — одна другой выше. «Это для хора. Их потом увезут», — ревниво шепнула Скамейка. Притащили и установили две здоровенные колонны, украшенные странным изломанным орнаментом.
«Меандр, — снова шепнула продвинутая Скамейка. — Его в Древней Греции придумали».
Часа через полтора начали подтягиваться горожане. Они оживленно обменивались репликами, мычали: «Ми, ми, ми-и-и-и-и», одергивали на себе длинные складчатые одежды.
— Хитоны, — подсказала всё та же Скамейка.
Наконец, демонстрация началась.
На возвышение в центре площади поднялся основательного вида мужчина в хитоне, из-под которого виднелись ворот белой рубахи и синий галстук. Его речь Жучкиной Арке была слышна плохо, долетали лишь отдельные слова и фразы: «прильнуть к истокам», «Одиссей, не помнящий родства», «подрастающее поколение» и еще много-много красивых выражений.
Мужчина громко провозгласил: «Итак, с этого знаменательного дня наш город Амброзьевск переименован в город Циклополь и сегодня ему исполняется двадцать пять веков, сорок лет и три месяца! Ура!» Площадь ответила мужчине не менее громким «ура», и тут грянул оркестр, вслед за которым вступил хор:
Идут века, проходит время,
Но всходит молодое семя!
Цвети, Циклополь наш родной,
Во имя Зевса над рекой!
— Ну это уже ни в какие ворота! — воскликнула Жучкина Арка. — Это прямо полное безобразие!
— Чем ты недовольна? — протявкала сидящая рядом уличная собачка Жучка, к которой Арка относилась с симпатией как к тезке. — Мне вот мое новое имя очень даже нр-р-р-р-авится! Я теперь Цербер!
— Кто-кто? — переспросила Жучкина Арка?
— Мифы Древней Греции надо читать! — брюзгливо тявкнула Жучка-Цербер.
— Это просто страшный сон, не будь я Жучкина Арка!
— А ты вовсе и не Жучкина Арка, уже неделю как. Тебя переименовали на заседании комитета по переименованию. Единогласно, кстати.
Жучкина Арка оцепенела. Ей страшно было задать этот вопрос, и все-таки она спросила:
— И кто я теперь?
— Ты Триумфальная Арка имени гекатонхейров.
— А кто это? — еле слышно пролепетала Арка.
— Сторукие великаны с полсотней глаз каждый, симпатичные, кстати.
И в этот момент Жучкина Арка рухнула прямо в заросли амброзии. Ее столетние кирпичи рассыпались, подняв столб пыли и трухи. На площади гремела музыка, а на ветру тихо шелестела так и не скошенная пища богов.