Города, страны, континенты в литературных отражениях

Мы открываем новую рубрику «Страницы литературной метагеографии». Самара находится если не в центре, то в одном из срединных мест огромной Евразии. Отсюда естественное желание живущего тут посмотреть, что называется, окрест. Вобрать впечатления от созерцания других мест. Понять уклад чужой жизни. Породниться с огромной планетой. Масштаб широкого континентального мышления не позволяет ограничиваться только своим уголком. Огромный внешний мир с его знаменитыми и малоизвестными городами, тихими поселениями, заповедными и укромными «затерянными мирами» живет во многих тысячах литературных отражений. Такие отражения и составляют уникальную метагеографию – свод субъективных образов земных пространств. Эти образы множатся, наслаиваются один на другой.

У каждого из нас своя Самара, своя Москва, свой Петербург, своя Сибирь, своя Африка. Пространственные образы формировались по-разному: что-то появилось в результате непосредственного опыта жизни в этих местах, что-то пришло из книг, фильмов, фотоальбомов, рассказов знакомых, телепередач. Причем эти образы не статичны. В зависимости от нашего возраста, событий персональной жизни, профессиональных интересов, культурного багажа, даже мимолетных ситуаций восприятие знакомых или незнакомых пространств меняется. Восьмидесятилетний старец смотрит на родной город или на далекий континент другими глазами, нежели десятилетний школьник. В статьях новой рубрики мы попытаемся перелистать страницы этой гигантской литературной метагеографии…

Творческую судьбу можно определить по-разному. Среди великого множества подобных определений возможно и такое: жизнь писателя – это бесконечный роман с пространством. Даже, вернее, со многими пространствами. Их в самом деле немало – этих пространственных сфер. Есть ближний круг – те топосы, с которыми связана каждодневная жизнь писателя во всем многообразии личностных контактов и отношений. Наблюдения над этой средой дают художнику многое для понимания человеческих характеров и механизмов социального взаимодействия.

Есть дальний круг, состоящий из отечественных и чужеземных пространств, опыт постижения которых приобретается в ходе деловых поездок, вынужденных миграций, мучительных скитаний. В этой беспредельно широкой пространственной сфере писателю открываются города, страны, континенты. Идет приобщение к глобальному сообществу землян. Приобретаемая широта взгляда, несомненно, влияет на ценностную шкалу писательской Личности.

А есть еще внутреннее пространство, собственный духовный и душевный мир, в который писатель на протяжении своей творческой жизни вглядывается с немалым интересом и энтузиазмом – в «тайное тайных» глубин персонального «Я».

«Большое видится на расстоянии». Писатель путешествующий, открывающий новые земли, неизбежно будет лучше понимать и масштаб разных величин отечественного бытия, острее воспримет зов «родных осин». Пресловутый «кулик», бездоказательно «хвалящий свое болото», страдает, как правило, узостью пространственного мышления. Он лишен главного аналитического инструмента – способности сопоставить. И, напротив, писатель, имеющий богатый опыт сравнительного восприятия «своего» и «чужого», будет выглядеть куда более авторитетным и объективным описателем отечественных пространств и жизненных реалий.

И это понятно – в восприятии «своего» пространства нам порой не хватает эффекта отстранения, взгляда со стороны. Ведь «свое» примелькалось, давно стало привычным фоном. В нашем восприятии рутинной повседневности уже нет элемента удивления. А без удивления невозможно обнаружить необычное, новое, открыть странное в старом. Петербург, увиденный петербуржцем Блоком, и Петербург, увиденный москвичом Андреем Белым, суть разные города. Надо быть выходцем из уездной Лебедяни Евгением Замятиным, чтобы обнаружить в 1916 году в английской жизни непривычные, странные черты машиноподобия, а в жителях – элементы манекенности. Вспомним, как описываются обитатели Джесмонда в повести «Островитяне».

«Воскресные джентльмены, как известно, изготовлялись на одной из джесмондских фабрик и в воскресенье утром появлялись на улицах в тысячах экземпляров – вместе с воскресным номером «Журнала прихода Сэнт-Инох». Все с одинаковыми тростями и в одинаковых цилиндрах, воскресные джентльмены со вставными зубами почтенно гуляли по улицам и приветствовали двойников.

– Прекрасная погода, не правда ли?

– О, да, вчера была значительно хуже…

Затем джентльмены слушали проповедь викария Дьюли о мытаре и фарисее. Возвращаясь из церкви, каким-то чудом находили среди тысячи одинаковых, отпечатанных на фабрике, свой дом. Не торопясь обедали, разговаривая с семейством о погоде. Пели с семейством гимны и ожидали вечера, чтобы пойти с семейством в гости».

В беспрестанно пополняющемся арсенале мировой литературы мы найдем целые библиотеки книг-путешествий, путевых дневников, литературных откровений философствующих странников. От этих книг веет пряной экзотикой Востока, океанскими штормами Южного полушария, освежающими ветрами скандинавских фьордов, суховеями Аризоны, ледяным дыханием безмолвствующей Арктики.

Писатель-путешественник, созерцая череду манящих пространств, неизбежно выделяет в них смысловые доминанты, некие активные точки, на которых преимущественно фокусируется его взгляд. Восток непредставим без шумного, многоголосого базара. Портовые города удивляют своими гаванями с гигантскими океанскими лайнерами. Венеция, конечно же, манит своими многажды воспетыми каналами с гондольерами. Огромные современные мегаполисы, находящиеся на перекрестке мировых дорог, впечатляют своими грандиозными детищами индустриальной эры − аэропортами—хабами. В США притягивают к себе просторные национальные парки с их каньонами, водопадами, секвойями, йеллоустонскими гейзерами, нетронутым животным царством.

Маркерами «чужого» постигаемого писателем нового пространства часто выступают населяющие это пространство люди. Весьма любопытно в данном отношении эссе Владимира Набокова «Кембридж», связанное с периодом студенческой жизни писателя. Автор отмечает черты радикального несходства между русскими и английскими студентами, живущими в знаменитом университетском городе. Ключевым концептом эссе становится упоминание о незримой стене, разделяющей этих разных по менталитету, привычкам и житейскому укладу молодых людей: «Между ними и нами, русскими, − некая стена стеклянная; у них свой мир, круглый и твердый, похожий на тщательно расцвеченный глобус. В их душе нет того вдохновенного вихря, биения, сияния, плясового неистовства, той злобы и нежности, которые заводят нас, Бог знает, в какие небеса и бездны; у нас бывают минуты, когда облака на плечо, море по колено, − гуляй, душа! Для англичанина это непонятно, ново, пожалуй, заманчиво. Если, напившись, он и буянит, то буянство его шаблонно и благодушно, и, глядя на него, только улыбаются блюстители порядка, зная, что известной черты он не переступит. А с другой стороны, никогда самый разъимчивый хмель не заставит его расчувствоваться, оголить грудь, хлопнуть шапку оземь…»

Автор эссе поражается непривычным нормам, правилам и запретам, подчиняющим себе повседневную жизнь так называемого студенческого братства. Понятно, что за первым рядом впечатлений, порой досадных и даже раздражающих, приходит второй ряд и третий. Человек вживается в новую для него реальность, осваивается в ней, сам становится ее естественной частью.

Постигая чужеземные пространства, писатель на самом деле очень часто торит дорогу к самому себе, ведь любое путешествие – это сложный, порой рискованный и мучительный путь к себе истинному, поэтапное восхождение к верховным авторитетным инстанциям, составляющим нравственный мир Личности. И духовное пространство человека, и пространство внешнего по отношению к человеку мира (то есть пространство города, страны, континента, целой планеты!), и, наконец, пространство Культуры со всеми ее высями и глубинами являют сообщающиеся между собой сферы.

***

А потому чрезвычайно интересно, небесполезно, а порой и поучительно знакомиться с самыми разноплановыми литературными отражениями нашего изменчивого и многомерного мира. В этих текстах интересно все – и отраженные иные пространства, и сам наблюдатель, и предполагаемое наше читательское отношение.

Сергей Голубков

Доктор филологических наук, заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы Самарского университета.

Опубликовано в издании «Свежая газета. Культура», № 24 (102) за 2016 год