Если повествование А. Битова *, собиравшееся на протяжении десятилетий, сравнить с деревом, то в своем срезе оно покажет своеобразные «годовые кольца прироста» – индивидуально-психологическое, социальное, государственное, имперское, общечеловеческое. Это та система ценностных координат, в которой живет человек постсоветского пространства. У этого человека есть и опыт приватно-потаенной жизни, и опыт бытования в имперских реалиях, и опыт личности, взыскующей общечеловеческих смыслов.
Отдельные тексты, составившие книгу, географически прикреплены к разным точкам бывшего Советского Союза. Тут и азиатские просторы, и стены армянского Матенадарана, и Алазанская долина. В книге много всего: и отдельные подробности поездок автора, и его случайные разговоры, и любопытные детали… Но, подчиняя увиденное и услышанное писательской рефлексии, Битов стремится найти в каждом конкретном случае некоторый универсальный смысл: ведь путешествия писателя – это не способ бездумно-праздного коллекционирования разноцветных камешков, из которых складывается прихотливо-пестрая мозаика жизни; это путь осмысления места человека на Земле, парадоксов истории, непростых судеб современной цивилизации. В каждой части этой удивительной книги фактологическая основа облекается в многомерную оболочку авторских размышлений, воспоминаний, комментариев. Порой они наполнены по-детски бесхитростным романтическим приятием разноликих проявлений жизни. А порой содержат в себе желчный «глагол» иронического осуждения и отторжения.
Примечателен в этом отношении раздел «Птицы, или Новые сведения о человеке». С одной стороны, это повествование о неоднократных поездках автора на Куршскую косу, где расположена биостанция орнитологов, изучающих пути миграции перелетных птиц. А с другой стороны, это многослойный текст, включающий в себя и антропологический этюд, и экологический очерк, и философско-публицистическое эссе. Писатель удивляется ограниченности человека, мирящегося с элементарным незнанием той ежедневно окружающей нас Природы, частью которой он является.
Битов не боится задавать наивных вопросов: с помощью таких по-детски прозрачных «почему?» можно и выйти к серьезному осмыслению первооснов бытия. Писатель размышляет о средах, в которых обитают представители животного царства, о границах, которыми эти среды отделены друг от друга, о способах преодоления таких границ. Человек робеет перед водной стихией, где вольно чувствуют себя рыбы и морские млекопитающие. Человек с великим трудом одолевает силу тяготения и с помощью летательных устройств покоряет пятый океан, а птицы в этом океане живут, инстинктивно и легко повинуясь законам природы.
И тут автор подходит к главному отличию человека от всего живого: «Лишь сфера духа является для человека доступной однородной средой. Высшая мысль доступна каждому, ее можно подумать разным людям в различных точках Земли и времени, то есть к ней ведут любые пути, но она сама, достигнутая, будет одна и одинакова. Лишь на самом верху мы будем иметь окончательно общую природу, отменяющую одиночество, ту общую природу, с которой мы рождены… Если кто-то дошел до Истины и еще кто-нибудь дойдет до нее, то это будет та же Истина, пути пересекутся. Окончательно равны мы лишь в самом низу (прах) и на самом верху; остальное – пути. Притомившись, странники смотрят в море и в небо – горизонт отступает, и небо все так же высоко».
Жанр повествования-путешествия обыкновенно провоцирует автора на предъявление читателю вереницы памятных событий, череды колоритных предметных деталей, на создание пестрого калейдоскопа всего того, что промелькнуло в пути перед созерцателем. И такие емкие смысловые ряды-пунктиры в книге есть. Но отнюдь не это является главным в повествовании. Писателя волнуют не предметы сами по себе, а явные и неявные связи между ними и наблюдателем. Именно такие обнаруживаемые связи и образуют систему координат, на которую ориентируется авторское сознание. Именно эта система координат определяет избираемый масштаб изображения. Суетная повседневность с ее томительной «тиранией мелочей» органично соседствует с символической вседневностью, или, точнее, «наддневностью». Сквозь мелкие события, реалии сущего прорастает общечеловеческое Бытие во всем его неоглядном развороте.
В литературном произведении обычно сосуществуют два повествовательных плана: план изображения и план выражения. У разных писателей варианты соотношения этих планов могут заметно различаться. Так, например, можно утвердительно говорить, что В. Набокова всерьез увлекает зримая, наглядная «поверхность» действительности. Его пейзажные и портретные зарисовки в прозе, точные в деталях и уподоблениях, сродни красочным слайдам. Предмет прямо заявляет о себе, так сказать, «бросается в глаза». В книге Битова предмет, как правило, – повод для мысли, импульс, рождающий глубокую эмоцию. Перед нами явная и вполне объяснимая гипертрофия плана выражения. Автор задается вопросом, какое впечатление производят на него и человек, и природная панорама, и отдельный предмет. От изображения пестрого многокрасочного и многозвучного мира писатель закономерно переходит к его целостному осмыслению. Случайная мозаика должна стать стройной системой.
Одним из смысловых центров книги являются три портрета – Тимура Пулатова, Резо Габриадзе, Гранта Матевосяна. Их творческие судьбы связаны с разными географическими пространствами, с разными пропорциями локально-этнического и общечеловеческого опыта. Битов восхищается и человеческими качествами, и творческой манерой своих друзей. При этом он настаивает на своем праве откровенно выражать такое восхищение: «И травинка, и дерево, и смена дня и ночи, и смена времен года, и житие чувства – такие разные вещи – имеют между собой, при всех различиях, нечто общее, и это общее является основным признаком, качеством и законом каждого из разных предметов и явлений. Это качество и закон – жизнь. Улавливать это общее биение всего живого дано Г. Матевосяну. Окружающий мир оплодотворяет его и пульсирует в нем, как плод. Рожденная им проза подобна жизни и сама есть жизнь. «От пастуха Ованеса родился пастух Есаи, от пастуха Есаи родился пастух Айказ, от пастуха Айказа родился Степан, но Степан уже не пастух…». Эта библейская фраза – маленькое зеркальце, но отражение в нем подобно всей повести в целом, ее смыслу».
Я вспомнил первое собственное читательское впечатление от книги Г. Матевосяна «Мы и наши горы». От нее исходило тепло семейного родства, повествователь, наполненный добрых, позитивных чувств и намерений, легко растворялся в этом совокупном «мы» своих соплеменников, в родных пространствах гор, в социальных связях, в древних культурных кодах. Эту книгу хотелось перечитывать, дабы подзарядиться оптимистическим мироощущением и энергией автора.
И становится понятно, почему, завершая ту часть книги, которая включает портреты друзей, Битов пишет: «Без них бы я ничего не увидел, не понял и не написал своих путешествий. Они провели меня, чужака и слепца, за руку по неровной земле, на которой сами родились и жили. Что книга!.. Без них бы я не выдюжил даже собственной жизни. Благодарность – недурная традиция».
Перед нами не только книга путешествий, но и книга уроков (неслучайно одна из глав так и названа: «Уроки Армении»). Они разные, эти уроки, полученные и усвоенные в ходе многочисленных поездок. Скажем, урок параллельного и приватного существования на пространствах огромной Империи. Урок человека, задумавшегося об условности различных границ. Урок установления персональных связей с многомерным Целым культуры. Урок духовно наполненного уединения, внутренней «робинзонады», осознанной маргинальности, отвергающей слишком простые социальные императивы.
Когда закрываешь книгу, обнаруживаешь на обложке слова Битова: «Роль писателя не стоит преувеличивать. Все, что писатель может сделать, – это отразить мир. Он зеркало. В шестидесятые у меня была страсть к путешествиям. Я путешествовал вполне обдуманно. Меня манило в дорогу. Так начала складываться книга. Зеркало – не зеркало, а некий довольно легкомысленный, но все же портрет поздней империи…»
«Портрет поздней империи» – это формула-ключ, это своеобразное авторское определение жанра книги, объясняющее художественную логику и целостность всего текста.
* Битов Андрей. Книга путешествий по Империи. – М.: Олимп, АСТ, 2000. – 720 с.
Сергей Голубков
Доктор филологических наук, заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы Самарского университета.
Опубликовано в издании «Свежая газета. Культура», № 19 (107) за 2016 год