Мнения: ,

Память и предупреждение. Два мнения после спектакля Самарта «Анна Франк»

10 марта 2015

Netherlands Anne Frank

Свое мнение о новой постановке театра юного зрителя «Самарт» высказали самарский раввин и знаменитый культуролог.

На фото: реальная Анна Франк мечтала попасть в Голливуд.

Мнение: Моше Эстрин, раввин Самары

Спектакль «Анна Франк» идет на малой сцене. Строго говоря, и сцены как таковой не имеется. Нет рампы, кулис, оркестровой ямы, подиума. Есть камерность. Пространство, общее для актеров и зрителей, пол, земля. И на ней люди. Дышат одним и тем же воздухом, говорят на одном и том же языке.
Одна деталь: людей, тех, что на сцене, нет. Они умерли, испарились дымом от печей, а мы, сидящие в зале, живем. За что? Семья Франк не носила, как говорят на идиш, ярмулке и бекече (кипу и лапсердак), говорили на хорошем голландском, выговаривали все буквы алфавита, и имена у них были Отто, Анна, Эдит, Петер, Марго, а не Йонатан, Соломон или Малка. Тогда за что их всех убили? За то, что были евреями. А что это значит — быть евреем? В спектакле нет ответа на вопрос, даже намека на ответ.
После войны все погибшие, расстрелянные, сожженные именовались на памятниках и братских могилах «мирными советскими гражданами», что ранило еще больнее: даже после смерти им не позволили остаться евреями. Да, советские граждане, безусловно, мирные, но убивали-то их как евреев. И несмотря ни на что, правдами и неправдами, мы царапали на этих памятниках надписи на идиш, ночью вешали таблички, пытались проводить митинги.
С арестов еврейских активистов на поездах и вокзалах Киева в годовщину Бабьего Яра, когда власти делали все, чтобы не допустить «провокаций», в ходе которых, не дай Бог, могли бы напомнить, что часть «советских граждан», лежащих в Бабьем Яру, как и их внуки, правдами и неправдами собиравшиеся на митинг из разных городов, — евреи, начался новый этап развития самосознания, освобождения из рабства, осознания, что не все в человеке может задавить тупая идеологическая машина.
Кто знает, как сложилась бы тогда история, если бы не гражданский подвиг Евгения Евтушенко, сказавшего миру о Бабьем Яре, еврейском Бабьем Яре. Потом, уже в перестройку, образ еврея в театре приобрел узнаваемые черты: кипу на голове, иногда пейсы, характерный говор с певучим идишским акцентом, мезузу и даже, о ужас, субботние подсвечники или менору на подоконнике.
И вот сейчас снова — никаких этнических деталей, никакого колорита. Люди. Просто люди, как все. И в этом — историческая правда, потому что семья Франк, как и другие ассимилированные еврейские семьи, была образованной европейской семьей, и внешних признаков еврейства, наверно, почти не было. Хотя и строгое распятие (Голландия — страна протестантская) не украшало их комнату.
Когда я недолго жил у друзей в Амстердаме, то повсюду натыкался на группы туристов-евреев со всего мира, израильтян, американцев, англичан, сновавших с экскурсоводами и без по маршруту «Дом-музей Анны Франк — Португальская синагога» и громко рассуждавших о «поисках корней». Мне хотелось им крикнуть: здесь, в двух шагах, живой еврейский квартал! Здесь евреи ходят в своей одежде, говорят на своем языке, учат ту же Тору, которой в детстве в хедере учили и папу Франка, и ваших дедушек и бабушек тоже, прикоснитесь к живым корням, зачем вам засохшие корни из музея! Иногда я пытался даже говорить, но меня не понимали, обрывали и спокойно шли по маршруту, говоря, что в синагогу они смогут сходить и у себя дома.
И вот сейчас я думаю, что спектакль попал в точку. Было две Катастрофы. В одной погибли евреи, с пейсами и без, и там мы говорим о своем, там надо понять, что катастрофа не началась с Гитлера и, кто знает, им ли закончится. Была хмельнитчина, была жуткая бойня после разрушения Храма, и кровь текла рекой, без всяких газенвагенов и циклонов Б, все вручную и никакой убийственной эстетики имени Адольфа Эйхмана и прочих гитлеровских бесов.
Но была еще одна Катастрофа, катастрофа европейского светского гуманизма. Выяснилось, что чтение Шиллера и Гете, Канта и Фихте, великая, без кавычек, культура способны породить и такое. Да может ли она не порождать такое? После катастрофы ответ уже не однозначен. И вот для памяти этой второй катастрофы важно говорить об универсальности смерти, о порочности любой войны, любого убийства невинных (да, да! Без всякой иронии) граждан, и солдат, и тем более мирных людей, ради любых целей, и здесь человечество должно задуматься, ведь в Катастрофу человек уничтожил Образ Бога, по которому создан.
Выходя из зала, плакали зрители, не скрывали слез и актеры. У выставки с фотографиями Франков и датами их смерти рыдали почти в голос, а в сторонке один из зрителей прокомментировал: а я бы похлопал тем парням в черном, которые в конце спектакля упаковывали семью Франк в символический концлагерный барак. И я вспомнил изречение из Талмуда: пост, в котором не участвовали злодеи Израиля, не считается полным. Наверно, такая уже судьба этого спектакля, что он никого не оставляет равнодушным, и каждый находит в нем свое. Сильный спектакль. Память.

9-1_Анна Франк

Мнение: Виктор Долонько

* Шоа — (на иврите — бедствие, катастрофа) употребляется евреями для обозначения действий немецких нацистов, осуществлявших цель планомерного уничтожения еврейского народа как этноса. Многие историки полагают, что слово «Холокост» (всесожжение, религиозное жертвоприношение) придает всему событию некий сакральный смысл. Это неверно: евреев не приносили в жертву. Кстати, писатель, лауреат Нобелевской премии Эли Визель, который ввел в обиход термин «Холокост», в одном из интервью заявил, что отказывается от него по отношению к евреям.

Я с опаской шел на спектакль: уж слишком много в последнее время появилось разного рода спекулянтов на теме Шоа *. Огромное количество фильмов, спектаклей, книг являют собой трогательные мелодрамы, низводящие в конечном итоге одну из величайших трагедий мировой истории до обязательного ритуала, перестающего трогать и ум, и сердце.
К счастью, мои опасения не подтвердились. СамАрт предложил символическое решение темы, бесконечно далекое от упрощений и розовой жижи. В каком-то смысле история, рассказанная Асей Волошиной и поставленная Екатериной Гороховской, едва ли не жестче истории Ани Франк. Попробую объясниться.
В историю, пережитую героями спектакля, могут попасть все, вне зависимости от национальности, возраста, пола и эпохи, которая там — за пределами сцены, за окном. Никакие самые плотные шторы, никакие правила бесшумного жития не помогут. Если потребуется — вас найдут и сделают с вами все, что захотят. Если вас пока не обнаружили, это значит только то, что розыскники заняты каким-то другим, более важным делом. Но ваше время обязательно придет.
У меня не было такого чувства, когда я много лет назад читал «Дневник». Причина наверняка в том, что по молодости надежд всегда больше и что всякая жертва не случайна, она во имя чего-то, а может быть, и вовсе последняя в истории перманентно страдающего человечества.
После спектакля у меня такого оптимизма не наблюдалось. Театр предостерегает по-честному, со всей реалистической беспощадностью.
Есть, правда, «но».
Оно заключается в емкой фразе великого русского писателя Виктора Платоновича Некрасова, сказанной им во время обсуждения проекта памятника в Бабьем Яру: «Здесь расстреляны люди разных национальностей, но только евреи убиты за то, что они евреи». То есть за то, что в любых условиях евреи, будучи патриотами Нидерландов, Франции, Польши, России, всегда отстаивали право на сохранение своих обычаев, своей религии, на следование своему этическому кодексу, на то, чтобы остаться верными истории своего народа.
Боролись и потому не исчезли.
За два часа сценического действия восемь человек на сцене ни разу не вспомнили о том, что они евреи. Они читают какие-то книги — «Пол и характер», учебник европейской истории — и ни разу не обратились к Торе. Ни разу не отметили Шабат. Вообще не сделали ничего, что бы хоть намекнуло нам на исторические реалии происходящего. (Это выбор автора инсценировки, в книге все не совсем так.)
Наверное, для решения символических задач так нужно. Но есть нескончаемая история борьбы Израиля и Амалека, символического воплощения сил, стремящихся погубить евреев. В этой истории есть множество эпизодов сокрытия лица Б-га, когда евреи, попавшие в тяжелые обстоятельства, начинают сомневаться в том, что Вс-вышний продолжает помогать им. Однако до сих пор всегда находился кто-то, сохранивший веру, чья нравственная чистота спасала народ.
На сцене же персонажи живут обычной жизнью: собачатся, утаивают друг от друга скудные продукты, перестают чтить своих родителей, всячески лелеют свои индивидуальные гордыни. Кто среди них спасет свой народ? Сосредоточенная на своих девичьих комплексах Марго? Индифферентный Отто? Пребывающий в никотиновой ломке Герман? Капризная «бэбешка» Августа? Вошедший в период старческого эгоизма Дюссель? Переполненная иронией Анна?
Зачем-то из книги выкинуты все эпизоды, связанные с еврейством. Хочется думать, что для этого самого символизма, но получается, что случившееся с обитателями Убежища — кара за отступничество от Б-га, а не преступление против человечества.
Да и Старик, не очень внятно выписанный драматургом, произносит как бы подтверждающую это рассуждение фразу: «Бог умер в Освенциме». Но это не фраза 43–44-го годов, когда происходили события «Дневника». Обитатели убежища могли только догадываться, но не знать о том, что происходило в лагерях, куда отправлялись евреи. К тому же пропаганда так упорно рекламировала чудную жизнь в «образцовом» концлагере Терезин.
Эта категоричность — из будущего. Значит, фраза — от создателя пьесы, от интерпретатора истории. Это она вкладывает идею о смерти Б-га.
Б-г умер. Значит, можно прекратить нравственное сопротивление? Или эта борьба ради того, что после прихода союзников можно будет, наконец-то, вдосталь наесться колбасы, о которой постоянно мечтает ван Даан? Значит, Красная Армия освободила уже морально раздавленный народ?..
Это не бурчания старого еврея, убежденного, что «Анна Франк» — спектакль, не умещающийся в линейку «ндравится — не ндравится», и который стоит посмотреть. Я намеренно сгущаю краски. Наверное, оттого, что мечтаю: а вдруг талантливый, европейски образованный драматург вернется к этой проблеме, и театр покажет иную интерпретацию темы: не общечеловеческую притчу, из которой ушли даже намеки на ее национальную основу, а трагедию еврейского народа. Притчи без этнической окраски становятся либо скучными, полными дидактики историями, либо превращаются в свою противоположность.
Волошина — книжный человек: в СамАрте идут три спектакля по ее пьесам — еще интерпретация шекспировского «Гамлета» и фантазия «Девочка со спичками» по сказкам Г.-Х. Андерсена «в духе Ф. Сологуба, Л. Барлетты и Э.-Т.-А. Гофмана». А кроме того она автор «Антигоны», адаптации либретто генделевской «Агриппины», инсценировки Гессе и Леонида Андреева…
Альянс книжного человека и народа Книги… Но это только мечта.

 

Театр юного зрителя «СамАрт»
Ася Волошина
«Анна Франк»
По книге «Дневник Анны Франк»
Режиссер — Екатерина Гороховская
Художник — София Матвеева
Музыкальное оформление и пластика — Юлия Колченская
Художник по свету — Нина Киркова

Фото Елены Винс

Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета, № 4 (71) за 2015 год

 

pNa

Оставьте комментарий