Юрий Васильевич Храмов до последних минут своей жизни проектировал. Чертил. Глядя на видимый ему одному кульман, он сжимал в одной руке незримо отточенный карандаш, в другой — бесплотную линейку, и продолжал вдохновенно — до самого последнего вдоха — чертить свою линию.
Хотел доделать что-то здесь? Или готовил новый проект, который сейчас наверняка уже обсуждает с Архитектором Вселенной?
Юрий Васильевич, когда его начинали хвалить, восхищаться его проектами — как-то почти отмахивался и говорил про 90% работ, которые так и остались на бумаге. Нет, конечно, он ценил свои «построенные» работы, гордился, но мог рассказывать и смешные истории про то, как строили шедевры, обманывая чиновников местных и московских… Как реконструкция клуба ЗИМ вдруг обернулась жемчужиной советского модернизма. Как очень провинциальный модерн цирка «Олимп» превратился в уникальную архитектуру самарской филармонии…
Но его вокзал не достроили. Мощнейший архитектурный ансамбль так и не развернулся во всей красе. А уж сколько выслушал Юрий Васильевич мерзостей и глупостей в адрес своего детища. Почему-то, в основном, от людей ничего выдающегося не создавших, но сочащихся злобой и завистью.
На таких он не обращал внимания — много чести. Себе и своему труду он цену знал. А свои произведения, свои проекты он любил и гордился ими, даже если что-то не смог завершить и сделать так, как хотелось.
Потому что даже в обрезанном и усеченном виде, наш вокзал так торчит в небо, что и хайтеком это дело не назовешь. Нам-то чо, мы привычные, а вот приезжие, впервые попав на вокзал задирают голову — ого! И хотелось бы сказать им, задравшим голову на вокзал, что у нас везде так, но выходишь на площадь и понимаешь, что нет. Не везде.
А вот Юрий Васильевич хотел, чтобы везде была такая архитектура, которая приятна, полезна, нужна людям. Архитектура, которая вдохновляет. Наш, космический Куйбышев. Он был архитектором в самом истинном смысле этого слова. Архитектура не была для него ремеслом, не была даже средством для самовыражения, плодом творческого поиска. Да-да, это все, конечно, тоже присутствовало и сияло. Но главное в другом.
Храмов изменял наш мир к лучшему, создавая силой фантазии и вдохновения, новый, лучший мир. Он верил и знал, что архитектура — это одно из высших проявлений человеческого гения, дерзновенная попытка. И он был таким Архитектором. Готовым показать свои проекты Высшему Суду. Там уж точно не будет стыдно.
Мало, кто успел сделать за свою жизнь столько, сколько успел Юрий Храмов. Каждое его здание — символ. Даже искалеченные временем и людьми, они остаются великими.
Самозабвение в работе, дерзость духа и бесконечный труд. Настойчивость и целеустремленность. Нам надо научиться этому у Юрия Васильевича. И тем, кто претендует сегодня на звание архитектора и тем, кто пытается осмысленно жить. Чтобы можно было сказать, как Юрий Васильевич, что 90% придуманного, я так и не реализовал, но и оставшихся 10% хватит с лихвой.
Юрий Васильевич Храмов остался с нами, и в каждом шедевре есть частичка его вдохновения и таланта. Это счастливая судьба и напоминание нам о том, как жить.
Достойно увековечить память Юрия Васильевича можно единственным способом. Построить один из его «бумажных» (пока!) проектов, чтоб он стал новым символом города. В том, что станет, сомневаться не приходиться.
P.S: И хотя это некролог, думаю, Юрию Васильевичу не понравился бы совсем уж заунывный тон. Действительно, чего его хоронить? Он жив и будет жить, пока стоят «Звезда», Вокзал, Филармония. Поэтому, в конце этой вечной истории — о том, как Юрий Храмов первым понял истинную суть нашего города. Что Самара (тогда Куйбышев) — это город-курорт. Еще в конце 50-х, думая, куда поехать работать после окончания МАРХИ, Юрий Храмов, вместе с другом, выбирал для себя город… с самым длинным пляжем. И выбрал. В этом городе мы живем.
Увы, не стало Юры. Но остались работы, которые намного переживут его, будут памятью. И нам довелось с ним в начале 70-х многое сделать вместе. При встречах втроем с Юрой и Виталием Симоновым, который руководил строительством новой филармонии, мы со смехом вспоминали как сначала сломали старый «Олимп». Нас пытались заставить делать проект его капремонта. Я,как главный инженер проекта института, тогда организовал комиссию и подготовил профессиональное и категорическое заключение о том, что ни ремонт, ни реконструкция проблемы не решат — только сносить и делать новое здание с учетом всех норм и требований времени.Нам стоило больших сил выдержать тогда напор шокированных властей, Драка шла несколько лет. Чем всё закончилось и что в итоге получилось, сегодня можно видеть