Мнения: ,

Культурные смыслы плевания

5 марта 2019

Ханой. Идет вьетнамская женщина в рубашечке и брючках, несет коромысло. На коромысле – две плоские корзины с фруктами, на женщине – соломенная шляпа.

Идет по тесной ханойской улочке, думая о своем. Корзины слегка раскачиваются. Вокруг пение птиц и урчание потока мотобайков. Проходит между машинами, тесно уставленными на стоянке. Думаю: заденет. Ничего подобного. Корзины тихонько раскачиваются, едва касаясь машин, но не задевают.

Выходит на проезжую часть и, не отвлекаясь от своих мыслей, пересекает поток мотобайков. Я напрягаюсь: коромысло на плече, раскачивающиеся корзины, вот-вот кто-то их зацепит. На мотобайках люди, некоторые – с малолетними детьми. Кто-то на ходу копается в телефоне, кто-то ест. Поток машин обтекает женщину, коромысло никому не мешает.

Мне кажется, у вьетнамцев совсем другое ощущение пространства, собственной телесности и габаритов. Европейцы на их фоне выглядят неуклюжими. На улице местная молодежь по-доброму смеется надо мной и учит переходить дорогу. Берут меня под руки, как пионеры дедушку, и ведут на самую стремнину потока. Светофора нет. Правил уличного движения никто не соблюдает. Мотобайки и машины движутся плотным потоком. Кажется, что столкновений не происходит чудом.

В середине потока обнаруживаю, что все друг друга вовремя замечают, улавливают намерение и рассчитывают траекторию своего движения с учетом намерений огромного количества участников процесса. Причем делают это не напрягаясь. Никто не кричит: «Куда прешь?!» Похоже, испытывают удовольствие от того, что предупреждают конфликты и поддерживают друг с другом доброжелательные отношения. В общем, на дороге царит мирная, довольно приятная атмосфера.

Создается впечатление, что вьетнамцы очень добрый народ. Сложно представить, что социализм в этой стране победил в результате многолетнего конфликта между Севером и Югом, который был отмечен двумя гражданскими войнами, террором, массовыми расстрелами, акциями устрашения и репрессиями.

При этом Вьетнам был французской колонией c конца XIX века до 50-х годов XX столетия. Французские колонизаторы практически полностью зачистили культурное наследие империи и сконструировали Ханой заново как город в европейском стиле, с католическими соборами, театром оперы, библиотеками, променадами, парками, просторными улицами, квартальной структурой. Сейчас старинные французские особняки заняты правительственными учреждениями и иностранными консульствами. Везде военные. Как будто город оккупирован. Запрещают фотографировать. Но если с ними поздороваться и приветливо улыбнуться, то они улыбаются в ответ.

И, в общем, хорошие мальчишки. Я фотографирую, несмотря на их запреты. В архитектуре старого города переплелись французский стиль и традиционный вьетнамский, приспособленный под семейный уклад, где муж – ремесленник, а жена – торговка.

Дома-трубы разной этажности и высоты слипаются друг с другом, образуя что-то вроде живописного кораллового рифа. Внутри кварталов никакого пространства нет. Разномастные дома, слипшись, образуют монолит. В ритме застройки нет никакой регулярности. Потому выглядит очень живописно. Маленькие, как будто бы влитые в монолит квартала буддистские храмы оживляют пространство. Дом-труба состоит из нижнего помещения, нередко одной стороной полностью открытого на улицу. В нижнем помещении может размещаться лавка или кафе. А затем по винтовой лестнице подъем наверх. Один этаж – одна комната. Как правило, внутри жилищ всё очень уютно.

Есть какое-то особое очарование во вьетнамском дизайне. Я еще не понял, как оно возникает. Обращает на себя внимание мебель из цельного массива. Никаких ДВП, шпона и т. п. Породы дерева не знаю, насколько ценные, но очень красивые. Мебель сделана очень искусно. Жилище как будто отражает модель взаимоотношений семьи и города. В доме есть интимное пространство, но нет ощущения глухой изоляции от окружающего мира. Нижний этаж как бы приветливо приглашает заглянуть в гости. Жители дома значительное время проводят на улице, в тени под каким-нибудь навесиком. Создается впечатление, что отношения между жителями города вполне добрососедские. Живут как будто вместе.

Вьетнам, точнее его жители, традиционно настроен на поиск «Дыхания Дракона», благодаря которому территория получает благополучное развитие, а люди, проживающие на ней, чувствуют себя счастливыми. Соответственно, вьетнамская практика освоения пространства находится под большим влиянием китайской концепции фэншуй и у-синь. Если фэншуй-мастер решит, что новостройка построена не по фэншуй, то ни одна квартира в этом доме не продастся.

В соответствии с принципами фэншуй: «Энергетика каждого дома рассчитывается индивидуально, используя соотношение времени и пространства. Не бывает двух одинаковых домов, как и двух одинаковых людей, потому что каждая точка пространства планеты Земля имеет свою уникальную характеристику, и каждый человек тоже».

«Шень-ци» в переводе с китайского означает «дыхание довольного дракона». Именно накопление благоприятной энергии ци и является целью мастера, занимающегося гармонизацией дома, так как благодаря ей человек сохраняет позитивный настрой, полнее ощущает свою гармонию с окружающим миром.

***

Однако в некоторых местах города вдруг отчетливо ощущается: дыхание довольного дракона прекратилось и распространяется какая-то противная муть. От нее чувство такое застойное, тоскливое и невероятно знакомое. Эта муть может проникнуть куда угодно. И, как правило, неподалеку обнаруживаются люди, подверженные состоянию странной апатии: будто бы околдованы или поражены каким-то опасным душевным недугом. Хотя это мне только сейчас кажется странным. Было время, когда я постоянно наблюдал подобные состояния у соотечественников и воспринимал их как норму.

Образ Ханоя в сознании невольно кластеризуется. В общей картине городского пространства узнаются кластеры европейские, где торжествует разум, воспитанный мыслить рационально и проектно, азиатские кластеры, где дышит довольный дракон, и кластеры, пораженные вот этой мутью. В мутный кластер сами собой включаются музей Хо Ши Мина, неотличимый от советского дома культуры 70-х, его же мавзолей, памятник V. I. Le-Nin, дома, украшенные советской символикой, серпами и молотками, и вот эти мутные люди. Очень странно их видеть здесь, в тропиках. Странно и неожиданно. Как будто реинкарнации советских персонажей из 60-х, 70-х, 80-х. Я уже забыл, как они выглядят и что такое бывает.

Тот факт, что они полностью воспроизводят душевное состояние, поведение, манеры значительной части советских людей эпохи застоя и начала перестройки, позволяет предположить, что это является результатом некого системного эффекта либо признаком неизвестного науке заболевания, которое было занесено сюда из Советского Союза.

Вот основные симптомы:

  • часами сидят на корточках с пустыми глазами и постоянно сплевывают под себя;
  • во время прогулки компульсивно схаркивают на асфальт;
  • ведут себя нагловато, но что-то в их поведении выдает внутреннее смущение;
  • мусорят вокруг себя, разбрасывают пакеты, одноразовую посуду; там, где присаживаются, обязательно наплюют кожуру от семечек и набросают окурки;
  • склонны к образованию групп и совместному приему пищи, используя при этом в качестве стола газетку, бумагу, которую раскладывают на скамейке или на асфальте;
  • при любой возможности играют в карты;
  • в священных или особенно красивых природных местах шумят или включают дурацкую музыку.

Я сначала подумал, что всё от бетеля. Это такая жевательная смесь на основе плода арековой, или, в простонародье, бетелевой пальмы. Изготавливают бетель так: на лист вьющегося перца накладывают гашеную известь, сверху кладут растолченный арековый орех, по желанию добавляют пряностей. Лист скручивают в сверток, который медленно жуют. Жевание бетеля сопровождается обильным слюноотделением, онемением полости рта и легкой эйфорией. Слюни при этом окрашиваются в кирпично-красный цвет.

Раньше во Вьетнаме бетель обязательно входил в состав подарков, использовался в ритуалах и церемониях свадьбы, похорон. Привычка жевать бетель поначалу шокировала европейцев, впервые оказавшихся в Юго-Восточной Азии. Можно представить, что они чувствовали среди людей, которые постоянно плевались красным. Но современные вьетнамцы, особенно молодежь и жители городов, адекватно оценивают вред бетеля. Он вызывает привыкание, разрушает зубы и десны и увеличивает риск возникновения онкологических заболеваний полости рта. Поэтому бетель сегодня практически не употребляется. По крайней мере, я ни разу не видел красных плевков. Сидящие на кортах мутные люди оплевывают все вокруг обычной на вид слюной.

***

В 60–7080-е привычка сидеть на кортах с пустыми глазами и плеваться была очень распространена среди советских мужчин. Разумеется, не среди всех, а только среди тех, кто не участвовал в соцсоревновании, не пел со сцены, не был занят в охране правопорядка, разведке недр, освоении космоса, океанских глубин, покорении мирного атома, воспитании нового человека…

А таких было немало, и они в значительной степени определяли дух, царящий в советских городах, поскольку чувствовали себя гегемонами. Они ходили так по улице и постоянно сплевывали, иногда манерно сквозь зубы, как бы демонстрируя свое презрение к кому-то, непонятно к кому. Часами сидели на корточках и курили. При любой возможности играли в карты или домино.

Тогда среди веществ, находящихся в незаконном обороте у советских людей, тоже была жевательная смесь. Она называлась насвай – махорка, зола растений, масло и верблюжьи какашки (можно куриный помет). До сих пор не пойму: зачем? Какая-то странная фантазия заставила это все смешать.

Вот от этой смеси возникало сильное жжение слизистой ротовой полости, тяжесть в голове, а позднее – во всем теле; апатия, резкое слюноотделение, головокружение, расслабленность мышц. Что, собственно, неудивительно: какашка – она и есть какашка.

И состояние этих советских мужчин в те годы вот таким и было: сниженный тонус мышц, апатия, повышенное слюноотделение, как будто бы тяжесть в голове.

Большинство все же были за этанол: им хотелось казаться правильными мужиками или там пацанами, и поэтому они демонстрировали традиционную преданность «стакану». Возможно, они безотчетно имитировали криминальных «авторитетов», которые не брезговали ни насваем, ни чифиром, ни «каликами-моргаликами».

Может, советским мужчинам казалось, что это выглядит авторитетно, и они начали безотчетно подражать криминалитету. Но как эти манеры могли передаться мутной части населения далекого Вьетнама, от которого русские мужики были отделены не только тысячами километров и железной стеной, но и языковыми и культурными барьерами?

Может быть, это болезненное состояние вызывается неким неизвестным науке вирусом, который был распространен, к примеру, из мавзолея Хо Ши Мина. Дело в том, что собственных специалистов по мумиям во Вьетнаме нет. Тело вождя чуть ли не каждый год отвозят в Москву для осмотра и профилактики. Может быть, там Хо Ши Мин, вернее его тело, и был инфицирован опасным вирусом.

***

Кстати, китайцы сами ухаживают за мумией своего великого Мао, но тоже много и обильно харкаются. Но они не сидят на кортах и не выглядят апатичными. Наоборот, они энергичны, умелы, сплочены и очень дорожат своей репутацией благонадежных граждан. Европейские колонизаторы называли их синими (по цвету рабочей одежды) муравьями.

Китайцы плюются, потому что по их древним поверьям слюну надо обязательно сплевывать, так как она содержит в себе грязную, отработанную энергию. Кашель часто искусственный, звучит иногда как смесь удушья и хрипения. Китайцы плюются потому, что считают, что это для здоровья полезно. Причем нередко китайские дипломаты и первые лица государства не отказывали себе в удовольствии харкнуть в специальную плевательницу во время переговоров со своими коллегами из других стран. Бывало, что они любезно предлагали тем свои плевательницы.

При всем уважении к китайской мудрости и той самой китайской медицине, хочется напомнить, что в ней много странных, а подчас и пугающих предрассудков. К примеру, «китайцы верили в целебные свойства человеческого мяса, полученного любым способом. В медицинском руководстве XVI в. описаны лечебные эффекты от поедания человеческой плоти. Отмечалось, что человеческое мясо излечивает туберкулез. В XIX в. палачи для здоровья ели мозг и мясо казненных преступников. Утверждают, что человеческую плаценту до сих пор подпольно едят в лечебных целях.

Каннибализм из мести также традиционен для Китая. Так, в императорском Китае тела преступников отдавали населению для еды. Врагов нередко ели во время войн и революций. В основе известного романа Лу Ксуна «Дневник сумасшедшего» (1918) положен реальный эпизод 1907 года, когда революционеры съели сердце убитого чиновника. Поедание тел вражеских солдат не было редкостью во время II Мировой войны, а с началом гражданской войны каннибализм даже усилился – солдаты гоминдановской армии ели убитых коммунистов».

Может быть, обильное слюноотделение в общественных местах является результатом активизации табуированного каннибализма. Сидят мутные на кортах, смотрят на людей, и у них слюнки текут.

Достоверно известно, что к каннибализму склонны куры, у которых уровень серотонина (нейромедиатора счастья) снижен. Эти депрессивные куры своими поклевами, то есть поеданием цыплят, наносят значительный экономический урон народному хозяйству и куриному бизнесу.

У мутных явно проблемы с серотонином. Они потому и мутные, что у них уровень и серотонина, и дофамина снижен. Может быть, их организмы выделяют слюну, предвкушая возможность преодоления нехватки серотонина в процессе поедания богатых им соплеменников. Есть предположение, что скрытой целью ежедневных жертвоприношений ацтеков было поедание жертв и устранение дефицита серотонина, возникающего в результате преимущественного употребления в пищу маиса, содержащего низкое количество триптофана (предшественника серотонина). Кстати, женщины всех этих мутных мужчин, «выедая им мозг», судя по всему, тоже символически восполняли нехватку серотонина.

***

Рядом с ацтеками, приблизительно в тех же природных условиях, развивалась очень миролюбивая цивилизация Тайрона, в основе которой тоже было возделывание маиса. Потомками этой цивилизации являются обитающие в Сьерра-Невада-де-Санта-Марта народы коги, аруаку, вива, конкуамо. Мужчины здесь тоже применяют жевательные смеси из листьев коки и гашеной извести, полученной в результате пережигания ракушек, и тоже плюются, но совсем по-другому. Известь хранится в специальных флягах из тыквы, которые называются попоро, откуда ее достают при помощи тонкой палочки. Сухие листья коки считаются священными и хранятся в не менее священной сумке. Получение попоро считается важным элементом инициационных ритуалов, а жевание коки считалось главным признаком культурного, благородного мужчины.

Индейцы не сидят на корточках, а плюются совсем не так, как мутные. Для них слюна – священная субстанция, а плевок – один из способов коммуникации с Матерью-Землей. Они сплевывают осмысленно и трепетно. Писают и какают тоже осмысленно. Это все священно для них, так как является важным элементом взаимоотношений с Матерью-Землей.

Мутные писают и какают совсем без благоговения, а как бы с легким отвращением к происходящему. По крайней мере, если они хотят вызвать к кому-либо или к чему-либо отвращение, то они сравнивают это с отправлениями своего тела. А плюются они с презрением или от скуки. Хотя одно неизбежно сопровождает другое.

Испокон веков «в русских традициях повсеместно зафиксирован запрет на плевание самого общего характера, распространяющийся на всех представителей деревенского социума. «Вот нельзя плеваться, все у нас говорили. Не плюй – на том свете языком к горячей сковородке язык прилипнешь» или «Бабушка плевать-то запрещала нам, увидит – ругаться давай: «Не плюй! На языке чирей вскочит». <…> Более того, плюющего человека устойчиво наделяют магическими способностями и отмечают его связь с нечистой силой. Полагают, что плюются только колдуны: «Если плюется постоянно, значит, черти мучат. А мучат, потому что знает. Колдун – он завсегда плюет. Мучит его» *.

***

Откуда же мутные колдуны взялись в Советской России, где с незапамятных времен действует запрет на плевание? И куда они исчезли? Освободились от мучающих их чертей или погибли в 90-е? Как они реинкарнировали в таком красивом далеком Вьетнаме, жители которого внимательно прислушиваются к дыханию довольного дракона, делающего всех жителей страны счастливыми?

Сейчас во Вьетнаме что-то вроде перестройки. Коммунистическая партия начала понимать тупиковость выбранного социалистического пути развития. Происходит либерализация экономики, создается благоприятный инвестиционный климат. Когда во Вьетнаме наступят их вьетнамские «90-е», все мутные, скорее всего, погибнут. Болезнь, которой они заразились неведомым образом, смертельно опасна. Дух социализма два раза собирает жатву. Когда приходит и когда уходит.


* Добровольская В. Е. Куда ни плюнь – всюду клин… Прескрипции и культурные смыслы плевания. – М.: Маклаевский сборник, 2007. – Вып. 5.

Вадим РЯБИКОВ

Психолог, путешественник, музыкант. Директор Института Развития Личности «Синхронисити 8».

Фото предоставлены автором

Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» 7 февраля 2018 года, № 3 (153)

pNa

Оставьте комментарий