С вашего позволения, как привыкла, так и буду в этом немецком имени два «н» писать (сейчас модно одно усекать). Спасибо еще, что не «Таннхойзер» — так было бы аутентичнее (нем. Tannhäuser).
Иллюстрация: «Таннгейзер и Венера», Лоуренс Ко (1896)
Посмотрела плавающий в социальных сетях примерно часовой продолжительности ролик с обсуждением «дела «Таннгейзера». Редко вмешиваюсь в такие дискуссии. Не люблю публично высказываться там, где от меня ничего не зависит. На сей раз чаша терпения переполнилась, захотелось тоже открыть рот несмотря на реальную опасность нахлебаться того, что коричневыми волнами плещет вокруг события.
Вот она, автореферентность. Самоописание. Зеркала, отражающие друг друга. Мозг, исследующий работу мозга. Лень вдаваться в подробности, для интересующихся — этому посвящена книга «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда» Пулитцеровского лауреата Дагласа Хофштадтера, которую моя сестра переводила лет 15 назад, а самарский издатель Михаил Бахрах тогда же выпустил в свет.
Об этом же и опера. Гений Кулябин! Мало кому удавалось с такой точностью вписать свой поступок и, главное, последствия этого поступка в художественную ткань оперы. Лет восемь назад я видела кулябинскую постановку «Пиковой дамы» (Пушкина, а не Чайковско-го) в «Красном факеле». Он был еще совсем мальчиком, доучивался в РАТИ. Еще тогда было ясно — это гений. Уникальный режиссер. Зачатки автореферентности были и там.
Удивительное дело, нашла свою статью 2007 года. Маленький отрывок приведу:
«Что за наваждение? Парочка валетов! Или один валет, как это у них заведено, одинаковыми головами в разные стороны. Два на вид совершенно одинаковых актера неподвижно стоят на сцене. До чего похожи Юрий Дроздов и Александр Дроздов! И похожи не только друг на друга. Эти лукаво-обтекаемые черты лица — в точности как у карточных валетов, королей».
Братья-близнецы, валеты, отражающиеся друг в друге, — зримое воплощение автореферентности. Или, как у Михаэля Энде в «Бесконечной истории» — книге, описывающей самоё себя, книге о книге о книге о книге… «Друг друга отражают зеркала» Георгия Иванова, дурная бесконечность.
Дурная бесконечность — постоянно повторяющаяся ситуация русского искусства и его восприятия.
Как муха в янтаре, застрял в ней и Кулябин. Он, в сущности, поставил сам себя в ситуацию Таннгейзера, осужденного псевдоверующими. Таннгейзер осужден папой римским и прощен Христом. Это утверждение христианских истин через саморазоблачение тех, кто считает себя верующими. Бедняги, говорящие о кулябинской постановке в этом ролике — и защитники, и противники постановки, — сами себя дезавуируют. За исключением эрудированного в разных областях пианиста, философа, композитора, дирижера, переводчика поэтических текстов, музыковеда Михаила Аркадьева, вся остальная компания участников беседы, судящая постановщиков, берется не за свое дело (не привожу фамилий телеговорунов — какие бы посты они ни занимали, в культуре они не на месте, но дело не в них лично).
Собравшиеся увлеченно обсуждают: прав Минкульт, неправ? Запрещать-снимать, оставить в покое? Оскорбили этой постановкой зрителей или нет?
Запрещать что? Снимать за что? Оскорбили чем? Что, в сущности, им показали (тем из них, кто посмотрел)?
Часто повторяющаяся в фантастических сюжетах ситуация: вот где-то, ну, допустим, на Марсе, в старинном, занесенном песком хранилище, земляне-космонавты нашли собрание неких предметиков. Пирамидки какие-то, какие-то шарики… В непонятные артефакты тычут пальцем, вертят во все стороны. Иногда в них что-то светиться начинает, надписи какие-то проступают. Что-то жужжит.
Вот и вокруг «Таннгейзера» она же, эта фантастическая ситуация. Так же бестолково окружили великое вагнеровское создание толпящиеся у его подножия судьи. Тычут пальцем в непонятное. А чего тычут? Они же оперу не знают, текста либретто не читали, а если и читали, не представляют, о чем Вагнер писал, потому что, как говорится, «не в теме», не знают, кто такие миннезингеры, а если и знают, то понаслышке.
Не читали Вольфрама фон Эшенбаха. Далеки от немецкой культуры. Не знают немецкого языка. Не знакомы со скальдической поэзией. Не представляют себе грегорианики и лютеровского хорала, не читали лютеровского перевода Библии, его церковных гимнов, не читали Вульгаты и текстов отцов церкви. В партитуру не заглядывали. Музыковедческого и теологического комментирующего оперу аппарата и в глаза не видели.
Не знают основ музыкальной теории. А это обязательно. Зачем, например, в ми мажоре появляется в первой теме увертюры (шествии паломников) уменьшенный лад, потом доминантсептаккорд к третьей ступени? Почему он так разрешается? А ведь это очень глубокая мысль, целая концепция, требующая не менее обширных комментариев, чем тристановский аккорд у Эрнста Курта в знаменитой его книге «Романтическая гармония и ее кризис в „Тристане“ Вагнера». Тоже неплохо бы почитать, прежде чем высказываться. Ну а Евангелие-то, они его читали?
Впрочем, зачем это я… «Не судите, да не судимы будете».
Опять возникает она самая, автореферентность. Кулябин же может утешаться тем, что попал в одну компанию с Львом Толстым, Майстером Экхартом, Лютером, Набоковым, Данте, Бахом и Христом. Хорошо, что жив пока. Надо очень беречься. Мимо Кремля не ходить, в Рим не ездить, с Жанной д’Арк знакомства не водить.
Наталья Эскина
Музыковед, кандидат искусствоведения, член Союза композиторов России.
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета» № 7 (74) за 2015 год