РЕД: С Вадимом мы знакомы лет тридцать. Тогда он играл в группе «Седьмая ступень» вместе с женой моего товарища – Славой Астровой. Окончил Самарский госуниверситет, уехал в Петербург, работает в Институте Наследия. С его текстами познакомился в FB, а затем Илья Сульдин обратил внимание на чудесные зарисовки из многочисленных путешествий Вадима по всему свету. И вот теперь он в нашей авторской компании. Надеюсь, надолго.
Раньше Арктика меня никогда не увлекала. Меня влекло в жаркие страны. Даже сейчас, когда начинает дуть северный ветер, я чувствую себя так, как будто меня забыли в детском саду. Нудно, уныло, зябко. Ну, а когда я собирался в свою первую экспедицию в Арктику, мое воображение рисовало совсем уж безрадостную картину. Благо, что бытовые условия во время экспедиции предполагались быть относительно комфортными. Научно-исследовательское судно «Михаил Сомов», каюта, душ, вертолет и пр.
В экспедицию меня пригласил профессор П. В. Боярский – в качестве психолога. В мои задачи, помимо выявления объектов культурного и природного наследия, входило исследование некоторых феноменов сознания, которые наблюдаются в высоких широтах. Я отнесся к предложению профессора как к вызову судьбы и никогда об этом впоследствии не жалел. Потом было много экспедиций в Арктику, различной сложности и в различных условиях. Но ту, первую, я вспоминаю с особым чувством, как событие, которое полностью переориентировало мою жизнь.
Ледовитый океан встретил меня как новый мир. Льдов сначала не было. Низкое солнце. Золотисто-алый свет. Длинные синие тени. Медленно, но непреклонно катит океан огромные, пологие, темно-синие волны. Картина величественная. Прошлое остается позади. Чувство огромного облегчения. По мере того как сознание освобождается от материкового морока, возникает ощущение связи со всеми существами, обитающими в этом мире. Как будто бы в пространстве разносится сигнал, что мы одна семья. Это как звук валторны, только неслышимый. Мир кажется красивым, мудрым, таинственным и сложным.
Стою на палубе, не могу уйти в каюту. Кажется, что каждое мгновение ценно. Вижу выражение счастья на лице старого матроса Володи. Он стоит в одиночестве, устремив взгляд вдаль. И его простое лицо освещено вдохновением. Морщины разглаживаются, взгляд проясняется. Позже нахожу возможность спросить его, за что он любит океан. Он отвечает: «Говорят, здесь много йода». Вот так… Кто-то верит в божественное присутствие, кто-то в телепатическую связь со всеми существами, обитающими во Вселенной, а кто-то в Йод. Впрочем, интерпретация нисколько не умаляет ценности и важности самого переживания. Оно действительно является исцеляющим – для тех людей, которые готовы его принять. А вот сделать это могут далеко не все. Несмотря на то, что «Володин Йод» должен быть однозначно приятен и полезен для всех. И я пытаюсь понять, отчего так.
Постепенно появляются ледяные поля. Когда корабль давит льды, его начинает трясти. Неопытных эта тряска настораживает. Я взял с собой в экспедицию музыкальную рабочую станцию и сделал в своей каюте что-то вроде студии звукозаписи. Используя метод интерактивного резонанса, создаю акустические и музыкальные формы, которые отражают переживания моих спутников. Профессор Боярский с интересом прослушивает накопленный материал. Когда он обнаруживает в музыке что-то зловещее (как правило, так проявляется в музыке тревога тех спутников, которые впервые оказались в Арктике), он протестует: «Они не понимают. Здесь нужны редкие, чистые, хрустальные, как бы стихающие вдали звуки. Может быть, колокольчики, а может, фортепиано. Вот когда завтра все мачты и снасти обрастут кристаллами инея и солнце будет в них сверкать, они это поймут. Здесь же Дед Мороз, Снежная Королева…».
Когда-то я прожил три года в Сахаре. И я, как многие другие, пытался постичь, чем же она завораживает и покоряет. Казалось бы, там только и есть что одиночество и лишения – но всякий, кому случилось побывать в пустыне, тоскует по тем временам, как по самой счастливой поре своей жизни… Да, конечно, в Сахаре, сколько хватает глаз, видишь все тот же песок, вернее, обкатанную временем гальку (песчаные дюны там редкость). Там ты вечно погружен в неизменное однообразие скуки. И, однако, незримые божества создают вокруг тебя сеть притяжений, путей и примет – потаенную живую мускулатуру. И уже нет однообразия. Явственно определяются знаки и вехи.Антуан де Сент-Экзюпери
То, что великие христианские подвижники искали в Фивадийской и Понтийской пустынях, незримо присутствует и в пустыне арктической.
Пушкин, кстати, подводит себя к самой важной в своей жизни встрече именно в пустыне. Он-то понимал ее потенциал: «Духовной жаждою томим, / В пустыне мрачной я влачился, — / И шестикрылый серафим / На перепутье мне явился…».
По мнению К. Юнга, источником переживания божественного присутствия является загадочный центр личности, который им был назван Self. Именно Self содержит знания о том, зачем этот человек пришел в мир. Переплавка всех элементов личности в «золото» Self и является, по мнению Юнга, целью человеческой жизни. Но человек, как правило, этого не понимает и всячески избегает своего пути, за что и расплачивается бездарностью и «картонностью» своего существования, которое ведет его к утрате смысла, сил, синдрому хронической усталости, невротическим, психосоматическим расстройствам, зависимостям и пр.
Self – это что-то вроде подлинной природы человека, о великолепии которой он до поры до времени даже не подозревает и живет в душноватой лжи, навязанной внешним мороком. Этот морок дезориентирует его относительно собственной подлинности. Контакт «Эго – Self», как правило, разгоняет морок и сопровождается переживаниями божественного присутствия, поскольку Self по отношению к Эго является внешним источником порядка и исцеления.
Морок же возникает вследствие того, что человек, будучи от рождения (в младенчестве и детстве) беспомощным, не полагается на себя и ищет опору на внешние авторитеты, которым он не может не доверять, поскольку они о нем и заботятся.
Он организует свое бытие не в соответствии с собственной подлинной природой, а в соответствии с теми принципами, которые транслируются в него извне. Мать обязана инсталлировать в своих чадах культуру, носителем которой она сама является. Если она этого не сделает, ее дети будет отвергаться социальным окружением. Конечно, не дай Бог, но ценность национальных культур нередко преувеличивается. Естественно видеть, помимо национальных, индивидуальные и семейные принципы организации бытия, а значит, семейную и индивидуальную культуру. Национальная культура вместе с несомненным благом содержит в себе установки, дезориентирующие человека относительно собственной аутентичности.
Как квазиживые системы культуры конкурируют друг с другом. Причем национальная культура нередко угнетает и нарушает процесс формирования индивидуального бытия и ориентирует человека на ценности, которые для него являются чуждыми.
При этом национальная или этническая культура является системой адаптации к определенным условиям природы, вследствие чего она «приделана» к определенной территории. Носитель национальной культуры безотчетно обращается к инсталлированной в него культурной парадигме, пока находится на этой территории. Нередко национальная культура, доминируя в нем, не позволяет организовать свое бытие в соответствии с собственными принципами, всячески препятствуя контакту «Эго – Self».
Для того, чтобы избавиться от ее господства, нужно покинуть привычный мир и пуститься в странствие. Причем во время путешествий в поисках самого себя странник может обнаружить, что, помимо морока, который возникает в обществе, есть еще морок, который рождает биосфера. Поэтому самым лучшим местом для понимания того, кем же я являюсь на самом деле, и для обретения важного трансформирующего опыта являются места, которые не содержат в себе памяти как о культурогенезе, так и о биосферогенезе. Это открытый космос, высокогорье, пустыня, в том числе и арктическая.
При этом в Арктике есть свои преимущества перед другими пустынями. Это безвременье. Географические датчики времени в высоких широтах частично выключаются. Суточные ритмы не поддерживаются чередованием темного и светлого времени суток. Вечный «то ли закат, то ли восход».
Вневременные аспекты собственной психики становятся заметными для сознания. Сознание, не пугающееся Вечности, может приступить к их изучению. Сближение с Вечностью сопровождается спонтанным перепросмотром жизни. Обнаруживается, что человек, как правило, располагает очень упрощенными и чаще всего искаженными, если не сказать ложными, представлениями о прожитом. Какие-то воспоминания «ампутированы» и вместо них «имплантированы» сконструированные представления «о том, что было». Биографическая память по разным причинам напичкана всякой «небывальщиной», которая помогает сохранять удобную с точки зрения самоуважения идентичность.
Избавление от ложной памяти происходит в особых обстоятельствах. Например, перед смертельной опасностью, когда вся жизнь проносится перед глазами. Отключение географических датчиков времени и сближение с вечностью создают благоприятные условия для восстановления правды о прожитом и о спонтанной реинтеграции. Это сопровождается очень глубокими и сложными чувствами и удивлением: оказывается, моя прожитая жизнь – это совсем не то, что я привык себе представлять. Всплывают забытые воспоминания. И это становится очень важным. Потому что ложь стоит на пути к Вечности и возникает глубокая потребность в ее устранении.
Но, судя по всему, «земные привязанности» с опаской относятся к перспективам выхода души за пределы пространства-времени. И у большинства людей внутри есть своя милая Герда, которая отправляется спасать любимого Кая, выкладывающего в чертогах Снежной Королевы из льдинок слово «Вечность». А многих она и не допускает до соприкосновения с запредельным.
Сближение со своей сущностью за пределами пространства-времени приостанавливает причинно-следственную динамику и отменяет власть прошлого над будущим. Это переживается как новогоднее чудо, которого так ждешь в детстве. Я долго думал: «А в чем, собственно, заключается новогоднее чудо?». А оно и заключается в том, что наступает новый год, а старый уходит. И все, что было плохого в старом году, теперь не считается. Все заново и только на 4 и 5. Вот это чудо и «обитает» в Арктике круглогодично.
Понятно, почему Дед Мороз приходит с севера. Я вновь его обрел. Он незримо присутствовал ночами на палубе, когда покрытые инеем мачты и снасти тихонько мерцали в сумеречной пустоте. Рассматривая вместе со мной мои воспоминания, он обучал меня снисхождению к себе и к окружающим, помогая избавиться от непереработанных чувств (вины, досады, обиды), которые застыли в моем бессознательном вместе с обесчувственными фрагментами собственной души.
Пустыня не дарит осязаемых богатств, здесь ничего не видно и не слышно, а меж тем внутренняя жизнь не слабеет, напротив, становится еще насыщенней, и волей-неволей убеждаешься, что человеком движут, прежде всего, побуждения, которых глазами не увидишь. Человека ведет дух. В пустыне я стою ровно столько, сколько стоят мои божества. Антуан де Сент-Экзюпери
Помимо горечи от того, что прожил свою жизнь не совсем так, как предназначалось, в пустынных переживаниях очень много радости. Радость от того, что теперь-то все будет по-другому. Мол, теперь я не потеряю, не откажусь, не смалодушничаю… Но по возвращении на берег материковый морок вновь пытается отвоевать в душе утраченные позиции. Ментальное пространство города производит зловреднейшую инфекцию, которая является неотъемлемой частью национальной культуры.
И чтобы не заразиться, нужно, как это ни парадоксально, проникнуться искренним уважением к основополагающим принципам организации национального бытия. Это способствует установлению границ и здоровой дистанции между личной и национальной культурами. При наличии удобных границ между ними возможен плодотворный контакт. Угрозы со стороны национальной культуры по отношению к личному пространству не следует рассматривать как повод для эскалации конфликта. Эти угрозы являются признаками национальной болезни, причем очень давней. Если невозможно избежать контакта, нужно максимально стремиться привести его к гармонии. А гармония – это контакт, который приносит сторонам взаимную пользу.
Вадим Рябиков
Психолог, путешественник, музыкант. Заместитель руководителя центра «Морская арктическая комплексная экспедиция и морское наследие России» Института Наследия. Автор метода интерактивного резонанса.
Фото из архива автора
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета», № 13 (80) за 2015 год