Московская галерея «Альбион» и самарская «Виктория» представили лучшую выставку осени «Наследие эмигранта», выставку произведений живописи Арнольда Лаховского из частных собраний России и зарубежья.
Для самарского любителя искусств понятие «художник-эмигрант» ассоциируется с именем С. Н. Южанина, мастером, которого ветры Первой мировой войны забросили из Италии в Самару. Как правило, такие художники являются для Запада носителями русской художественной традиции. Вместе с тем, годами находясь в рамках иной культуры, они вбирают и синтезируют обычаи другой страны. Зачастую их искусство эклектично, своеобычно, но и важно. Всегда интересен взгляд иностранца на страну. Что-то мы считаем обыкновенным, заурядным, а иностранец находит в этой кажущейся каждодневной заурядности определенный шарм.
Лаховский по природе своей путешественник, любитель странствий. Он даже образование получал в разных местах. Об этом свидетельствует его биография.
Лаховский родился в 1880 году в Чернобыле Киевской губернии. В 1902-м окончил Одесское художественное училище, где учился у К. Костанди и Г. Ладыженского. Затем занимался в мастерской Маро в Академии изобразительных искусств в Мюнхене, посещал занятия в школе у Ашбе, работал в Ворумсе. В 1904 году приехал в Петербург и поступил в художественное училище при Императорской академии художеств, учился в мастерской И. Репина. В 1908 году на летние каникулы уехал в Палестину, где заболел и год и три месяца прожил в Иерусалиме, был преподавателем в школе «Бецалель». За непосещение занятий в ВХУ решением совета профессоров был отчислен. По прошению, поданному на имя ректора, восстановлен и причислен к мастерской П. Чистякова. 25 ноября 1909 года подал прошение о переводе его в мастерскую профессора А. Киселева, после смерти которого в 1911 году он перешел к Н. Дубовскому. Окончил ВХУ при ИАХ по высшему разряду 1 ноября 1912 года.
Был членом Общества имени Куинджи (с 1915) и Товарищества передвижных художественных выставок (с 1916). В ноябре 1915 года стал учредителем Еврейского общества поощрения художеств, вошел в его ревизионную комиссию и в совет художественной секции, участвовал в аукционах в пользу евреев – жертв войны.
В 1925 году уехал в Париж по приглашению Люксембургского музея. Был членом правления секции художников Союза деятелей русского искусства во Франции (1933). Член-основатель масонской ложи «Свободная Россия» (1931). В 1933-м переехал в США. Умер 7 января 1937 года в Нью-Йорке от острого белокровия, осложнившегося двухсторонним воспалением легких.
Первый же взгляд на работы связывает живопись Арнольда Лаховского с наследием русской пленэрной школы, с влиянием Константина Коровина. Надо сказать, творчество великого русского импрессиониста разнообразно. Многие знатоки любят живописный Крым руки Коровина, есть великолепные полотна, посвященные Парижу. Но широкая публика почти не помнит живопись Коровина, связанную с природой Севера. Покой и величавость природы Северной Европы, запечатленные маэстро, повлияли на многих петербургских художников. И Арнольд Лаховский, безусловно, попал под влияние коровинской поэтики Севера.
Известно, что уже в первой половине XIX века художественные школы в России разделились на московскую и петербургскую. Московская всегда отличалась яркой пестротой, жизнерадостностью, стихийной энергией, а петербургская считается более утонченной, мастеровитой. Принято говорить о перламутровости и серебристости петербургских пейзажей. Имеется в виду постоянно влажно-сырая, дождливая погода.
В картинах Лаховского с изображением берегов Невы, видов Бергена, улочек старого города Брюгге можно найти не «50 оттенков серого», а все сто пятьдесят. В большинстве его пейзажей низко нависают свинцовые тучи, с ними контрастирует разнообразная северная зелень: то коричневая, то зеленоватая, то охристая. В задумчивой глади воды отражены старые камни набережных европейских городов.
Вот фигурка немолодого голландца в цилиндрическом головном уборе. Засунув руки в просторные штаны, широко расставив ноги в тяжелых деревянных башмаках, он исподлобья недоверчиво смотрит на зрителя. Его босховский облик странен глазу русского человека. И громадные башмаки, вырубленные из деревянного полена, и необычная шапка удивили бы россиянина. Но мастер выделил в нем чисто голландское, характерное.
Низко снующие над берегом чайки, небольшие угловатые фигурки людей, лодки, прочие суда у берега, замшелые доски причалов – все эти детали придавали темным каналам Венеции, тяжелым берегам Сены, стремительным водам Черной речки в окрестностях Петербурга особую оживленность в картинах Лаховского.
Мастерам пленэра в конце XIX – начале ХХ века удалось сделать то, что не смогла осуществить фотография. Тогда была слишком длительная выдержка у фотографических аппаратов. И снимки большей частью были постановочными, статичными. А пленэрная живопись с того времени и до наших дней обладает чувством репортажности, непринужденно фиксирует сиюминутное, преходящее. Лаховский написал европейские города как близкую, обжитую и дорогую ему землю.
Лаховский благоговейно относился к живописному наследию Левитана. Не случайно он совершил своеобразное паломничество по местам, которые запечатлел прославленный пейзажист. Они искал мотивы, улавливал определенные интонации. Это видно в картинах «Козы в деревне», «Месяц на берегу», они вместили скромную красоту русской провинции.
С 1912 года Лаховский жил в Петербурге, работая преподавателем на Высших курсах живописи для дам. Именно в этот период расцвета стиля модерн он создал много импрессионистических пейзажей Петербурга, Пскова, Твери, Карпат, Норвегии, Голландии, Палестины. Условия существующего стиля требовали от мастеров работы в различных видах искусства, техниках и материалах. Лаховский успешно работал и в жанре портрета, в бытовом жанре. В экспозиции выставки есть небольшие полотна жанрового характера: «Интерьер» с изображением голландок за шитьем, «На солнышке», «Галицийские типы». Асимметричная композиция, скупая неброская колористика, обобщенные силуэты, вибрирующие частые мазки – в этом выражены элементы постимпрессионизма и стиля модерн.
Красивая выставка, предложенная московской галереей «Альбион» и самарской «Викторией» современному зрителю, заставила приостановиться, замереть, восхититься кажущейся простотой письма и драгоценным колоритом живописных полотен. Такие выставки приводят к конфуцианскому пониманию важности наследия прошлого, скрепляют нить времен.
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета» № 16-17 (83-84) за 2015 год