К 60-летию Михаила Куперберга, 35-летию «Ракурса», ну и к 120-летию мирового кино.
В чем уникальность человека? Вот уехал он в другой город – и что-то вместе с ним исчезнет? Уникальность Мишки в том, что если бы он уехал в другой город, «Ракурс» исчез бы. Что в 80-е, что в 90-е, что в нулевые, что сейчас. У него у единственного хватило сил, мужества, заинтересованности в том, чтобы тащить эту телегу 35 лет. И я думаю, никто в себе даже не чувствовал такой мотивации, как у него.
Это раз. Во-вторых, нам всем очень повезло, что Михаил Яковлевич ушел со стези инженера на стезю киноведа, изменил жизнь Самары. Точнее, Витька [это он обо мне. – Ред.] его увел оттуда. Это я о мелких событиях, которые приводят к большим потрясениям.
Очевидно, что «Ракурс» – это часть культурного мифа Самары последних трех с лишним десятилетий. Здесь были, я думаю, почти все люди, которые потом что-то сказали, написали, сыграли, сплясали, и это вызвало интерес других людей, которые не сказали, не написали – промолчали, но это молчание было значимым.
***
Я в «Ракурс» попал, наверное, в 88-м году. Меня Таня Казарина привела на фильм «Асса», было обсуждение. И мы с Мишкой познакомились. В «Ракурсе» всегда привлекает возможность события.
Есть легенда о Густаве Майринке, когда он в номере гостиницы пытается покончить с собой. И в тот момент, когда он собирается в себя стрелять, под дверь подкладывают записку. Он прочитывает записку: его куда-то приглашают… Под дверь должна проникнуть записка – это и есть событие.
Когда повседневность вдруг меняет свой характер. Она при этом может оставаться повседневностью – речь не идет о возможности каждый раз проваливаться в кроличью нору, как Алиса, – речь идет о том, что она вдруг изменяет свой объем. Тогда возникает событие. Я всегда говорил, что очень многое в жизни людей определяет то, кто кому какую книжку дал почитать, то есть эту записку просунул под дверь. Или кто вообще какие книжки привез.
Пользуясь такой пышной аналогией – жанр подразумевает некоторую пышность – вот эти книжки, арабские труды по герметической философии, которые привезли во Флоренцию, обусловили флорентийское Возрождение, без которого мы себя не мыслим и не представляем. И Куперберг тоже такой вот. Мишка – наш Лоренцо Медичи, ну, может, немножко Макиавелли. Он привозил фильмы, в свидании с которыми события образовывались. Это была эпоха.
Тут что важно: кино – искусство коммуникативное, в том смысле, что хороший фильм всегда хочется обсудить, поговорить, поругать, похвалить. Это была эпоха, когда фильмы обсуждали. Считалось, что это что-то серьезное – обсудить фильм.
Речь не шла о том, что ты фильм посмотрел, ушел и все. Ты его уносил с собой. Ты с ним жил, спал, думал про него, ты видел жизнь через кино. Когда, скажем, я увидел Вендерса – дальше невозможно было ехать в транспорте, чтобы не видеть все, что за окном, глазами Вендерса. Потому что лучше него, как мне казалось на тот момент, дорогу не снимал никто. Фильм становился продолжением тебя.
Мы благодаря Мишке застали немножко тот абзац, в более горячих, более насыщенных и более творческих точках которого жили и Жан-Люк Годар с Франсуа Трюффо, и Витторио де Сика с Роберто Росселлини, и Пьер Паоло Пазолини с Бернардо Бертолуччи. Где кино продолжается всюду, во все стороны. На краю этого абзаца, на самом краю кинематографической империи, в точке под названием Самара, где был киноклуб «Ракурс», ты немножко понимал, как живет кино.
***
У нас у всех была возможность увидеть людей, делающих кино, а они общались со зрителями столько, сколько хотела публика. Алексей Балабанов здесь был, когда только начинал, Александр Сокуров – в эпоху своего расцвета, Евгений Миронов – в ту пору, когда он еще не был мэтром, но уже обладал совершенно новой интонацией, Олег Ковалов – когда снял «Остров мертвых», и это был лучший артхаусный фильм. Надежда Кожушаная, Сергей Маковецкий, Иван Дыховичный…
Все они и многие другие были здесь тогда, когда кино было. Оно странное было. Оно продолжалось в этих людях, как мы сейчас понимаем. И вот это самое потрясающее, потому что за этим стоит гигантская невидимая миру работа. Даже не работа, наверное, – жизнь. Это же Мишка с ними разговаривал, созванивался и всех привозил сюда. Он, собственно, создал огромное количество связей Самары с большим количеством классиков. Кого только здесь не было: Юрий Норштейн, Владимир Хотиненко времен «Макарова» и «Патриотической комедии», Никита Михалков, Рустам Хамдамов.
***
А потом произошло то, что объяснить на уровне стереотипа очень легко, а что же произошло на самом деле, я не знаю. Может быть, кто-то из ангелов чихнул, и империя кинематографа начала рушиться как карточный домик.
Отличие среднего хорошего фильма в 70-е годы от такого же хорошего среднего фильма в 2015 году заключается в том, что тот сложнее, утонченнее, многоэтажнее, рождает гораздо большее количество ассоциаций, больше от тебя требует. Он элегантнее и чувственнее. А мы пришли в эпоху страшноватого упрощения. Фильмы перестали быть событием в жизни людей. Кино превратилось в довесок к понятию пользы.
А я помню, что я старался перед фильмами высыпаться. Себя надо было готовить! Ты шел на что-то особенное. Нужно было впитывать это всеми фибрами души. Когда ты еще это посмотришь? Наверное, никогда. Так тогда казалось.
Потом была утрачена вера в то, что человек умный и что ему могут быть интересны сложные вещи или прихотливо сделанные вещи. Эта вера исчезла. И, по-моему, исчезла абсолютно.
Кино уже не является важнейшим из искусств. Воздух изменился. Мы живем в цивилизации рейтингов и экспертных советов. При этом экспертные советы часто оставляют желать лучшего. Где телепередачи о кино? Где журналы о кино? Где вообще то, что эту высокую благородную болезнь, как говорил поэт, питало?
Если человек хотел бы что-то узнать о кино, но времени у него на это мало – куда ему обратиться? Можно было бы в «Ракурс», но случилось так, что вытесняемый обстоятельствами и возрастом клуб друзей кино «Ракурс» ушел куда-то в маргиналию. Я иногда прихожу куда-нибудь, смотрю: пришло 20 человек – хорошо же! 20 человек! Вообще!
От пышных аналогий перейду к вульгарным и непристойным: «А сколько было в школе Пифагора?». Есть, конечно, большая разница. Школа Пифагора – это эзотерическая школа, она подразумевает очень небольшое количество людей, а вот кино все-таки социальное явление.
***
Миша создал огромный мир. Он даже сам об этом не подозревает. Это я опять туда, во Флоренцию, эпоху магов, Марселио Фичино, Медичи, Боттичелли, алхимии, герметической философии.
А магия строится по симпатическому принципу. Есть симпатия между звездой, минералом, растением и внутренним органом человека – будет событие. Нет симпатической связи – события не будет.
Но чтобы эти связи были, их надо устанавливать. Очень жаль, но железная дорога не работает, когда ходит только один поезд. Вслед Мишиным усилиям мало шло поездов…
Сейчас Михаил Яковлевич Куперберг существует в другом мифе. В экзистенциалистском, в мифе Камю и Сартра. Он действует без надежды на успех. Потому что таково достоинство и такова дистанция человека. Но я, кстати, не удивлюсь, если он еще каким-то образом пробьет куда-нибудь дорогу, и выяснится, что именно там источник бьет. Я бы Мише этого очень желал.
Он уже вознагражден, конечно. Ну чего еще хотеть? Продолжая пышные и немного вульгарные аналогии – боги немного смеются сейчас. Они думают: «Ну ничего себе! Ты стал частью мифа Самары и чего-то еще хочешь?!». Это как если бы Одиссей хотел после возвращения на Итаку чего-то еще. Второй Троянской войны. Хорош! Не нужна. У них и нет второй Троянской войны. И Одиссею не нужно второй раз с циклопом встречаться, с сиренами. Миф этого не требует. Это какая-то избыточность. Миф творится один раз. Герой свои акты совершает один раз.
Но по-человечески, конечно, хотелось бы, потому что, я думаю, если бы «Ракурс» исчез, жизнь каждого из нас стала бы менее событийной. Может быть, по инерции, но мы все равно ждем. Вот будет фильм Миндадзе – мы ждем, что это будет событие. А может быть, я на этот раз уйду с фильмом. Потому что каждый раз я хочу уйти с фильмом, но часто ухожу без него, я дохожу покурить до площадки Дома актера, и я забываю его в этот момент.
Валерий Бондаренко
Киновед, литературовед, поэт, член Союза кинематографистов России.
Записала Юлия Авдеева
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета», № 20 (87) за 2015 год