События: ,

Прозрачный изумруд моцартовского мира

10 марта 2016

8-4eEtCnkpI

«Повернись, избушка, к лесу задом, ко мне передом». Избушка самарского исполнительского искусства с готовностью совершила переворот на 180 градусов. От искусства высоколобого к почти что ширпотребу. Беспощадная просветительская политика держателей волшебных палочек смягчилась при переходе на братскую концертную площадку.

Главный дирижер Самарского академического театра оперы и балета маэстро АЛЕКСАНДР АНИСИМОВ предстал перед филармонической публикой и филармоническим же оркестром в программе, состоящей на 50 % из соль-минорной симфонии Моцарта. А что в остальных 50 %? Еще несколько арий и увертюр Моцарта, сюита Рихарда Штрауса, польки и вальс Иоганна Штрауса… Штраус и Штраус… Тут так и хочется процитировать знаменитое чеховское, из «Трех сестер»:

Тузенбах: И я с тобой, Андрюша, в Москву, в университет.

Соленый: В какой? В Москве два университета.

Андрей: В Москве один университет.

Соленый: А я вам говорю – два.

Рихард Штраус и его старший однофамилец, «король вальсов» Иоганн Штраус, составили начало и конец программы. А между ними – подобен изумрудику внутри золотых беличьих скорлупок – сияет вечный Моцарт. Вечный-то он вечный, но сияет все время по-разному, как та набоковская «Странная дама из Кракова», что «орет от пожатия всякого. Орет наперед, и все время орет, но орет не всегда одинаково».

Уже укоренившаяся за наши «аутентистские» годы привычка к жеманно-придворному Моцарту, раздробленному, как золотые скорлупки, на мелкие мотивчики, – эта наша благоприобретенная привычка не сработала. Изумрудик моцартовского мира не раскалывается и на мелочи не разменивается. Посаженная на длинные фразировочные нитки первая часть проскочила на одном дыхании. «Как за одну секунду», – догадался сбитый с толку зал и… пустился аплодировать, тем самым неопровержимо доказав, что музыкантов среди них нет. Это юных питомцев ДМШ и музучилищ мы в добровольно-принудительном порядке сажаем за выучивание наизусть страниц симфонии. «Потом еще скажете нам спасибо!»

Да, так что это я про длинные фразировочные лиги? Загляните-ка в партитуру! Мелкие мотивчики у Моцарта сыплются как бусинки из рога изобилия. Выскакивают друг за другом мелкими горошинами.

Маэстро Анисимов не сталкивает мелких фехтовальщиков. Первая часть льется нерасчленимым потоком, единым лирическим излиянием. Это, конечно, ожидаемо. Так Анисимов мною всегда и воспринимался – как человек романтического, а не классицистского столетия. Там, где у классиков – россыпь рокайльных мелочей (спросите, что такое рокайльные? Отвечу: мелкие, как раковинки, завитушки, золоченая лепнина, украшения стиля рококо), там у романтиков так называемая «бесконечная мелодия». Течет, изливается – единым выдохом тоски, любви, неразрывным отпечатком неделимого и целостного мира.

Когда дирижер Анисимов появился в нашем театре, я, очарованная его прозрачным и нежным «Щелкунчиком», спросила: «Александр Михайлович, а можно к вам на репетиции походить?» – «Можно, – ответил дирижер. – У меня секретов нет». С тех пор я время от времени заходила в полутемный зал, устраивалась в ложе бенуар и, чуть ли не выпадая на головы оркестрантам, любовалась отточенной, выразительной и экономной мануальной техникой, разглядывала «живую партитуру» оркестра, ловила язвительные реплики Маэстро. Хорошо, что я не оркестрант, я бы от одной такой умерла. Он у нас изысканно-вежливый, наш Главный, но под этой вежливостью – шипы…

Не в коня корм… Меня, к сожалению, дирижерское искусство Анисимова разве что платонически может порадовать, но никогда не сыграть мне под дирижерской палочкой Маэстро, никогда не быть проткнутой насквозь ее острым шипом… Хорошо бы, как минимум, разгадать на музыковедческо-рецензентском уровне те дирижерские секреты, которых, по Анисимову, «нет».

Вот, например, первый из них. Целостность. Музыканты любят обвинять друг друга в том, что пьеса при исполнении распадается на отдельные части, разваливается. Как это? А это виновато слушательское внимание. Вернее, невнимание. Вдруг замечаешь: да ты не слушаешь! Ты мысленно подсчитываешь, сколько будет стоить поход в магазин. А не купить ли для гостей баночку икры? Или дороговато?

Фу, стыдно-то как! Что там у них? Экспозиция или уже реприза? Слушатель вытаскивает себя за шиворот из бурного потока гастрономических мечтаний и шлепается в воды экспозиции – сколько можно, он в мечтах почти целую жизнь прожил, а у них все еще экспозиция тянется.

Дирижерский секрет: чтобы удерживать внимание публики, надо выстраивать форму произведения. Вот спокойное дыхание первой музыкальной мысли. Появилась – и дышит себе. Вот расти начинает. Слышите, многоточие? Выдохлась… Вот ее сменила вторая. Чувствуете сквознячок? Это в конце ее две дырки. Двоеточие. О чем это нас предупреждают этим знаком препинания? Сейчас, потоптавшись у порога, в комнату ворвется третья мысль. Просто так она уже не уйдет – в конце ее завяжут двойным узелком каденции.

Вот примерно так. Уровни громкости, отчетливости, темпа все время слегка колеблются, «дышат». Музыкальные мысли взаимодействуют, смотрят друг на друга, уступают, наступают, сражаются. Очень структурируют исполнение кульминации. Они у Анисимова чрезвычайно выразительны, очень ярки, не чрезмерны, но впечатляют необыкновенно. Взобравшись на гору кульминации, анисимовский оркестр почти тут же начинает осторожно с нее спускаться. Спасибо дирижеру: слух не притупляется, его рельефные фортиссимо никогда не бывают грубыми, не давят на слушателя гранитной плитой.

Маэстро проявляет себя и в сотворчестве с замечательной солисткой, сопрано ИРИНОЙ КРИКУНОВОЙ. Многолетнее сотрудничество с певицей породило замечательный ансамбль: ровное, инструментально чистое сопрано Крикуновой «ложится» на звучание оркестра как еще один оркестровый тембр, создает очень интересный эффект слияния тембра человеческого голоса и тех или иных групп оркестровых инструментов. В концерте в ее исполнении прозвучали две моцартовских арии: ария Графини «Porgi, amor…» из оперы «Свадьба Фигаро» и ария Донны Анны «Crudele, ah no mio bene…» из оперы «Дон Жуан».

Поплавали и мы в голубых водах Дуная – оркестрового вальса И. Штрауса. Угостил нас Александр Анисимов и несколькими польками Штрауса. Дунай – конечно, хорошо. Но, плавая в Дунае, мечтаешь ведь о серо-стальных водах Рейна. Не будем расшифровывать этот намек. Пусть остается вздохом о несбывшемся…

Наталья Эскина 

Музыковед, кандидат искусствознания, член Союза композиторов России.

Фото Д. Дубинского

Опубликована в издании «Культура. Свежая газета», № 4 (92) за 2016 год

pNa

Оставьте комментарий