Директор ИД «Коммерсант-Поволжье» Андрей Федоров разъяснил, зачем он подписал письмо против Валерия Гришко.
Иллюстрация: кадр из официального трейлера фильма.
Приводим полностью его ответ, опубликованный в Фейсбуке:
«Сегодня в передаче «Есть вопросы» встретились Архимандрит Георгий (Шестун), один из подписантов уже широко известного письма, и глевреж Самарского академического театра драмы Валерий Гришко, сыгравший роль священнослужителя в номинированном на «Оскар» фильме «Левиафан», по душу которого это письмо и было написано. Передачу покажут сегодня вечером. Я же, как один из подписантов данного письма, обещал в среду, то есть сегодня, объяснить свою мотивации. Извольте. По пунктам.
Почему я его подписал. Главным образом, из солидарности с уважаемыми мною священниками Русской Православной Церкви, которые сочли необходимым это сделать. Причем, не просто из человеческой солидарности с хорошо знакомыми и любимыми мною людьми, а из солидарности, что называется, по существу. Здесь невозможно сказать, что было во-первых, что во-вторых, здесь комплекс – важно и первое и второе.
Второе – по существу. Естественно, что я внимательно посмотрел «Левиафан». Именно внимательно, разбирая данное произведение, как в свое время учили на уроках литературы,- с карандашом в руках, делая заметки по ходу действия. Мне этот фильм не понравился, не просто не понравился, очень не понравился. Почему. Мне кажется, что он а) абсолютно пустой, б) очень нарочитый, в) не откровенный, из чего вытекает – г) коньюктурный. И здесь, опять-таки, можно спорить, что из чего вытекает, что главное, а что функция, инструментарий. Это вовсе не означает, что сюжет фильма – фантастика.
За свою уже более чем четверть вековую карьеру в журналистике я сталкивался и с такими главами администраций, и с такими сотрудниками МВД, и с такими прокурорскими, и судьями. Не за рюмкой чая, а, очень часто, в жестко конфликтных ситуациях. Мне не помогали, когда такая помощь должна была быть оказана по закону, меня много раз судили именно такие судьи. А знаю всю эту систему в лицо, она мне по нервам ездила, по моему человеческому достоинству. И по отдельности, и вся вместе, комплексно. В Промышленном райсуде города Самары меня в свое время неоднократно судила за публикации в моей газете судья – точь в точь, как в фильме «Левиафан». Я так же, как главный герой фильма, отчаивался, проклинал систему. А потом как-то очередной иск попал к другой судье, и я был поражен разнице. То же самое с представителями других институтов. Люди вообще разные. Я это к тому, что никогда в жизни я не сталкивался с такой плотностью Зла на квадратный метр, как это показано в фильме «Левиафан». Авторский прием? Гипербола? Ну, может быть. Важно, чтобы это было оправдано каким-то понятным, главным, ключевым замыслом. А, если ты его не видишь, тогда возникает недоумение, в лучшем случае. Ну, в самом же деле, не может быть главным замыслом — рассказать, что все вокруг дерьмо и это дерьмо является всепоглашающим? Даже из полного дерьма всегда есть какой-то выход, какой-то персонаж, который его покажет. Его ждешь и в «Левиафане», но он не появится…
Я не кинокритик, не искусствовед, я могу судить об этом лишь как зритель, но мне кажется, что использование такого приема, когда ты сжимаешь реальность, выкидываешь из нее что-то такое, что могло бы обнадежить, когда ты из предложения выбрасываешь все гласные, рассчитывая на то, что зритель поймет фразу, поймет, о чем речь и примет это намеренное, нарочитое ожесточение, ты просто обязан быть крайне аккуратен с деталями. Они должны быть предельно точными, правдивыми. Но, правда, я смеялся над сценой, когда глава администрации какого-то мелкого поселка в жесткой форме, с матом отчитывает федеральных чиновников, заставляет их заниматься решением какого-то своего сволочного вопроса. А они, проглотив матюги, идут этот вопрос решать. Опять гипербола?
Или – сцена дня рождения, когда сначала мужики водку хлебают стаканами без закуски, а жены при этом молчат. А про закуску – шашлык – вспоминают, когда уже все налакались. Ну, не бывает так. Ну, это глупость, это не по-русски. Принять такую интерпретацию может кто угодно – немец там, американец, француз, но только не русский человек.
И – самое рельефное и важное для меня, исходя из того, зачем я все это пишу, и уже третий день отбиваю атаки,- правящий Архиерей. Я пока не знаю (надеюсь, узнаю сегодня из разговора Валерия Гришко с отцом Георгием), может быть, режиссер и исполнитель данной роли серьезно над ней работали, входили в образ, пытаясь его понять. Возможно, приходили в церковь, разговаривали со священниками. Может быть, это я ошибаюсь, но, правда, все появления в кадре Архиерея, все его реплики и действия, на мой взгляд, выглядят злокарикатурно, нарочито, очень искусственно. Нелеп диалог Архиерея с главой администрации в начале, точно так же нелеп подобный диалог в середине («мы с тобой одно дело делаем»), и апофеоз – проповедь в конце фильма с амвона церкви, построенной на руинах снесенного дома спившегося и упрятанного в тюрьму главного героя. Косноязычный поток банальной ерунды, впрочем, ерунды очень нарочитой и «инструментальной», так как в этой словесной шелухе, в частности, вдруг звучит явный отсыл к истории с пуси-райт…Все, замкнулась сюжетная линия – три рейперных точки в фильме и этот, звучащий с амвона отсыл. И тут же – дальнейшее смысловое построение «вертикали», видимо, чтобы ни у кого не было сомнений, о чем речь,- глава администрации, поглаживающий по голове своего сына, указывающий на лик Христа на иконе: «Это наш Бог, сынок, Христос, он все видит». «Впереди – Иисус Христос». Занавес.
Скандал вокруг «Левиафана», наверное, длится уже недели две. Я посмотрел фильм три дня назад, в этот скандал ввязался, и все эти три дня постоянно обдумываю и свой порыв (правильно ли поступил?), и, естественно, сам вызвавший такое сражение фильм. Я посмотрел интервью Андрея Звягинцева на «Дожде», и у меня, скажу откровенно, возникла шальная мысль о том, что сюжетная линия с Архиереем была «наложена» уже на практически готовый фильм. Настолько она нарочитая, стилистически (но не идеологически!) не укладывающаяся в сам рисунок картины. Снимали, снимали, поняли, что получающаяся картина будет негативно воспринята на родине, что нужно ориентироваться на западный рынок, стали «докручивать». Ну, а здесь уж как обойтись без православного «попа-мракобеса», насмерть снюхавшегося с преступной властью?..
А, может быть, причиной всему вот это интервью Звягинцева. Мне показалось, что он бежит самых главных и острых вопросов (Собчак-то талантливый интервьюер), типа, скажите, Левиафан – это государство? Мне он показался каким-то растерянным, каким бывает человек, оказавшийся меж двух огней – «патриоты» ругают за антирусский фильм, «либералы» — за недостаток решимости и радикализма, за то, что автор не явно с ними, старается лавировать в сложившейся ситуации. А он, режиссер, просто «так видит». Не знаю. Но «Левиафан» как-то очень благодарно лег на внешнеполитическую коньюктуру. И мне кажется, что все эти международные награды и будущий «Оскар» (а я уверен, что он будет) не столько за художественные достижения (время покажет, какие это достижения), а именно по политическим мотивам. Отсюда и маркетинг, весьма грамотный надо сказать. В создание картины вложены деньги. Как известно, в том числе и государственные. С государственными, думаю, можно проститься (и уже простились), а вот частные нужно «отбивать»,- ну, это же еще и бизнес. Отсюда вопросы и, полагаю, неприятные для авторов заключения, без которых уже никуда не деться. Как-то так мне видится вся эта история. А, что касается, моей подписи под тем самым письмом, то, как я уже сказал, она появилась в знак солидарности с уважаемыми и любимыми мною священниками, которых давно знаю и разделяю их взгляды на многие важные вопросы. Плюс – мое собственное отношение и к фильму и к истории вокруг него разворачивающейся. Здесь только нужно сделать обязательное уточнение. Уже к вечеру того дня, когда это письмо появилось в публичной плоскости, суть его была переврана. Лично я не требую увольнения актера, сыгравшего роль Архиерея, как уже сказал, злокарикатурную, являющуюся важным «аргументом» для правильного восприятия сюжета на том рынке, где фильм уже востребован. Мне бы просто хотелось, чтобы и Валерий Гришко и, кстати, сам Андрей Звягинцев обо всем этом подумали. Мне кажется, не больно прилично получать деньги у государства, которое ты – вольно или невольно – все скопом, со всеми потрохами «заправляешь» в качестве взрывчатки в пропагандистский снаряд, который предназначен твоей Родине.»