Нужна ли Самаре консерватория?.. Несколько экскурсов в историю — с моей точки зрения, человека негосударственного, властью не облеченного. Просто то, что помню и слышала.
На каком-то сборище (политпросвет, лекции общеобязательные — видимо, в начале 60-х) моя мама спросила: «А когда в Куйбышеве откроют консерваторию?». И была осмеяна: а зачем нам?
Осенью 1969 года получаю от Алексея Васильевича Фере письмо. Я уже в Москве, студентка Гнесинского института. А. В. пишет: «Создан оргкомитет по подготовке к открытию консерватории. Я очень беспокоюсь, потому что туда вошли не те люди…». Не зря беспокоился любимый учитель. В 1971 году «не те люди» победили.
Консерватория в Перпиньяне (Франция). Население города: 117 000 человек
После Гнесинки, после аспирантуры, после десяти лет, проведенных в Москве, возвращаюсь в Самару. В институте культуры как раз 10-летний юбилей. Любезно приняли на работу, вливаюсь в чужой коллектив. С недоумением наблюдаю за попытками обучить культуре в Институте культуры. Там усечено, тут отрезано… «Культура» состоит из так называемых «методистов» — этих бедняжек зашлют в деревню клубами заведовать — и «библиотекарей».
Моих любимых воспоминаний два.
Методисты-заочники. Принимаю экзамен по истории музыки. Отвечает (вернее, не отвечает) девушка из какой-то сверхглубинки. На занятиях не появилась ни разу (но такое как раз с заочниками бывает: подумаешь, все четыре лекции пропустила — они же в два дня, раз — и промелькнули). Что бы такое спросить у девчонки, доступное ее пониманию и знаниям? «Какие произведения Шопена можете назвать?» А никаких она не может. Ну ладно. «Кто такой Моцарт?» Минута молчания и неуверенное: «Композитор?». Ну хорошо. «А вы-то кто такая?» Девушка оживляется: «Я очень хороший повар. Окончила кулинарное училище, вернулась в свое село. А там клубом некому заведовать. Ну, меня и назначили».
Библиотекари. На лекции о Бетховене спрашиваю между прочим аудиторию: у какого великого русского писателя есть повесть о сонате Бетховена? Молчит моя аудитория, все 100 человек. Напоминаю: «Крейцерова соната» называется. Молчат. Потом кто-то из первых рядов шепотом спрашивает: у кого? Отвечаю, тоже шепотом, кто знаменитое произведение написал. А сзади тянутся: «Кто-кто?».
Консерватория в городе Экс-Ан-Прованс (Франция). Население: 145 000 человек.
Двадцати лет не прошло (прошло, кажется, 19), как стали переводить институт культуры на консерваторские рельсы. Тут тоже есть несколько любимых воспоминаний. Для равновесия — опять два.
Первый курс так называемых «исполнителей». Вокалисты, струнники, пианисты, духовики. Читаю им лекцию по «Коронации Поппеи» Монтеверди. Говорю: «Бузенелло в своем либретто использовал подлинные тексты Сенеки». В ответ из студенческой гущи доносится: «А, вы имеете в виду „Письма о нравственности“?» Через несколько подобных реплик знакомлюсь со студентом. Леша Перов. Тенор сейчас в нашем театре. Очень грамотный музыкант, очень сценичный.
На той же лекции: «Кто-нибудь из вокалистов почитает с листа, для иллюстрации? Теноровую партию Оттона». Вызывается, с полной готовностью, молодой человек с усиками. Поет с листа, по-итальянски, без малейшей заминки, с чистой интонацией, красивым хорошо поставленным тенором. Миша Губский, будущий наш ведущий солист, будущий директор нашего театра.
Королевская консерватория Шотландии, Глазго. Население: 590 000 человек.
Tertium non datur? Третьего не дано? Почему же, дано. И третье, и пятое, и десятое… Множество радужных воспоминаний. Вот, среди пианистов, пра-пра-правнучка Шолома Алейхема. Чудная девочка, очень я ее любила. Увы (или ура?), Линочка теперь в Германии. Вот замечательная скрипачка Таня Казакова — теперь концертмейстер оркестра оперного театра.
Мораль-то какая из сопоставления пары «культурнических» и пары «консерваторских» историй? Мораль в том, хотят или не хотят того руководящие товарищи, но то, что они подразумевают под «культурой», и то, что нам хотелось бы видеть под маркой «консерватории», — два разных полюса. Один — очажок невежества. На другом — драгоценное зернышко, которое прорастет райским Древом Познания, деревом искусства и настоящей, без кавычек, культуры.
Тут издаю глубокий вздох. Как-то опросила своих студентов: хорошо ли им у нас? Чего им не хватает для полного счастья? Ребята ответили: консерваторской атмосферы не хватает. Слишком нас для этого мало.
Консерватория в названии академии культуры (еще до обратного переименования в институт) присутствовала не то в скобках, не то в кавычках. Все сознавали условность существования ее под боком у «культуры», под могущественным каблуком массовых полупрофессий, в тени полузнаек.
«Полумилорд, полукупец, / Полумудрец, полуневежда, / Полуподлец, но есть надежда, / Что будет полным наконец». Надежда-то есть… Интересно, как осуществится пророчество великого русского (кстати, библиотекари, ну-ка, не заглядывая в «Гугл», — чье пророчество-то?)… До чего дорастут половинки, в какую сторону качнется маятник?
Наталья ЭСКИНА,
кандидат искусствоведения, член Союза композиторов России
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета» № 7 (74) за 2015 год