Афиша: ,

Женская журналистика, или Моя профессия – сеньор из общества

19 февраля 2016

549210_774918759293768_5234829229965134814_n

Когда меня спрашивают, кем я работаю, я сумрачно отвечаю: журналистом. Почему сумрачно? А потому что в десяти случаях из десяти далее последует полный разочарования взгляд, и собеседник отчетливо подумает, а то и скажет, что журналистика давно мертва, так как ею занимаются не Влад Листьев и Артем Боровик, а неизвестно какие девицы, структура текстов которых напрямую зависит от фаз Луны.

Насчет смерти журналистики у меня есть одна прекрасная история о том, как одна дружественная мне журналистка брала интервью у известного в Самаре культурного деятеля. Было, разумеется, договорено заранее, и журналистка приехала с оператором и аппаратурой. На оператора деятель культуры поморщился, попросил подождать снаружи, зато сразу достал коньяк. В общем, до интервью дело не дошло, журналистка пережила бурный сорокаминутный роман с деятелем, в финале он подарил ей специальный электрочайник, который может разнообразно греть воду: хочешь – до 70 градусов, хочешь – до 80, а это важно при заваривании зеленых чаев. Журналистка потом говорила, что польза даже от самого хорошего интервью сомнительна, а чайник работает до сих пор, вызывая всеобщую зависть и восхищение.

А что касается лично меня, то я – очень необщительный журналист. Я боюсь разговаривать с людьми. В 90 процентах случаев я просто подслушиваю, что они говорят, а потом фиксирую. Однажды, приехав для репортажа на Форум некоммерческих организаций социальной направленности, я решила себя перебороть. В большом зале разъезжали на колясках инвалиды и репетировал хор глухих.

«Нужно немедленно поговорить с кем-нибудь, – сказала я себе, – иначе ты будешь через год весить сто тридцать кило». Я так испугалась собственных слов, что буквально отбросила блокнот и пошла. Хор глухих как раз закончил выступление и тусовал, принимая поздравления и цветы. Я встала строго напротив одной из певиц и сказала, четко артикулируя, следующую чушь: «Прекрасный номер! вы отлично смотритесь на сцене! уважаю ваше мужество! стойкость! никогда не сдаваться! петь! петь!»

Певица приподняла бровь. Я испугалась. Не то чтобы мне показалось, что она меня стукнет. Но вообще, как-то неловко было давать информационный повод типа «незадачливая журналистка избита хором глухих». Я быстро отогнула большие пальцы и показала певице два. Потом сцепила свои ладони, будто бы я себе сама пожимаю руку, и немного потрясла ими. Широкая улыбка не сходила с моего лица. Певица спряталась за спины подруг. Я вернулась на позиции. Интереснее у меня прошла разве что беседа с болгарским художником на английско-немецком языке. Помнится, я все спрашивала, много ли в Болгарии девушек с именем Снежана.

А еще был случай: одна коллега, очень красивая девушка, как-то совершенно случайно нажала не на ту кнопку и совершенно дочиста стерла прекрасное большое интервью, даденное ей главным врачом чуть не всей Самары. «О горе мне!» – вскричала журналистка, села и тут же сама сочинила прекрасные глубоко медицинские ответы на свои вопросы; главный врач одобрил, интервью вышло, его все долго обсуждали, восхищаясь широтой взглядов героя. Поэтому не говорите мне никогда о смерти журналистики и о подразделении ее на мужскую и женскую; есть хорошие статьи и плохие, вот и всё.

Наталья Фомина 

Литератор, журналист, корреспондент «Новой газеты».

Опубликована в издании «Культура. Свежая газета», № 3 (91) за 2016 год

 

pNa

Оставьте комментарий