ГРИГОРИЙ САМУИЛОВИЧ ЭЙДЛИН на открытие своей фотовыставки меня не позвал. Я увидела по ТВ репортаж, и ответная реакция была немедленной и злобной: «Обиделась! Буду мстить!!». Несмотря на то, что запредельно эмоциональный месседж не содержал ненормативной лексики, фейсбук его Грише не доставил.
Л-а-а-адно! Наутро, сладострастно подогревая остывший было за ночь мстительный синдром феи Карабос, я отправилась в Дом журналиста. Ха, пресс-релиз представил мне автора фотографий как «легенду самарской журналистики». Эти слова точь-в-точь звучали в телевизионных репортажах на разных каналах. И ни в одном – о том, в чем, собственно, легендарность. Взлелеянная месть моя быстро изменила цель.
Сколько Гришу помню, а помню я его со своего детства, то есть лет пятьдесят, он коллекционировал фототехнику и фотографировал. Но профессионалом высшей пробы стал в другом, хотя и родственном деле. «Легенда самарской журналистики» начинал в телевизионном агентстве «Пионерия» – ТАП. Там, кстати, росли профессионально и выросли в настоящих звезд несколько поколений журналистов и режиссеров.
До 91-го года прошлого века телевидение в области было одно-единственное. И зрители знали всех, кто появлялся в кадре, поименно, и отношения своего публика не скрывала, формулируя его откровенно в письмах, которые приходили в редакции мешками и на которые необходимо было отвечать в срок под страхом оргвыводов вплоть до увольнения. А еще останавливали на улице, в магазине, на рынке, не стесняясь – и не только в симпатиях.
Работа на ТВ коллективная, очень много зависит от команды, от того, насколько ее члены способны рождать и развивать идеи, да и просто от человеческих отношений, от взаимопонимания и поддержки. Но если представить, что на тогдашнем ТВ, состоявшем из профильных редакций, были свои «Правда», «Известия», «Труд», «Советская культура», то молодежная редакция была «Литературкой» – либеральной, публицистичной, новаторской. И хоть не знали понятия «креатив», но это была, пожалуй, единственная по-настоящему креативная редакция. И ее мозгом, мотором, душой был Григорий Эйдлин.
Не буду называть передач – в данных обстоятельствах это бессмысленно, тем более, что я пристрастно сочиняю свою собственную версию «легенды». Блестящий интервьюер, тогда единственный такого класса, он сочетал в себе умного собеседника и провокатора, выводил своего героя на необходимую степень откровения с уважением и сочувствием, ему доверяли даже в самых критичных ситуациях: он давал возможность человеку сохранить лицо. Это, замечу, в условиях идеологического, если хотите, пропагандистского ТВ (хотя, как показывает нынешнее время, все относительно).
Программы Эйдлина и сейчас никто не назвал бы пропагандистскими. Он точно чувствовал людей во времени. Нет, не так. Он всегда шел от себя, от своего ощущения процессов, событий, проблем, людей, и придумывал программы, интересные ему самому, и они оказывались современными, острыми, актуальными. Он первый заговорил о коррупции во власти, слова такого тогда не произносили, и пафоса не было. Но резонанс – сумасшедший, результативность стопроцентная, сегодня, увы, невозможная. И доверие к «молодежке» было огромное.
Да, он не один был – нами руководили замечательные люди, которые умели слушать и доверять, могли взять на себя ответственность, которые как-то микшировали власть и раздвигали потихоньку для нас границы творческой свободы. Но Эйдлин был все же один такой, потому что харизма сумасшедшая, потому что генератор идей, потому что умел так, как никто. Он всегда думал в кадре, а этот процесс зрителя завораживает, делает соучастником. И да, он был необычайно обаятелен.
И он был первым, кто забил осиновый кол в телевизионную монополию, создав не просто первую «альтернативную» программу в недрах государственного ТВ, а программу, которая стала основой, зародышем иного, негосударственного телевидения. Это было начало настоящей драмы! Тогда частью коллектива этот творческий подвиг Эйдлина и примкнувшей к нему молодой, азартной, креативной и, безусловно, профессиональной компании был расценен как предательство. Начался тяжелый кризис, который коллективу предстояло преодолевать мучительно и долго.
Гриша был центром интеллектуального притяжения, он учил, он убеждал, он шел на компромиссы, он был прекрасным организатором. Он побеждал! Он был абсолютным неформальным лидером. По масштабу своему он должен был быть и лидером формальным, двигаться по карьерной лестнице, но в той жизни это было невозможно по причинам, которые для куда менее масштабных личностей в уже более толерантные времена стали поводом для политических спекуляций и получения моральных компенсаций (интересно, их тоже причисляют к легендам?).
Не знаю достоверно, что там было внутри, наверное, он думал об этом – в конце концов, каждый человек честолюбив, каждый хочет быть оценен по заслугам в той системе, которая выпала на его жизнь. Но ведь я пишу свою легенду. По ней у Эйдлина система ценностей своя. Это семья. Мама и папа. Об их любви можно написать потрясающий роман. Софья Черная – прекрасный врач, долгое время главный куйбышевский невролог. Самуил Эйдлин – поэт. В детстве я завидовала тому, как глубоко родители любят сына. Они всегда были за него. Всегда. Никогда, ни в чем не сдавали, не подвергали сомнению, вера в Гришу была всеобъемлющей, безусловной.
И любовь эта была взаимной! Гриша многим, очень многим пожертвовал ради родителей, ради этой любви, но, думаю, не признает этого никогда. Мне кажется, что с его стороны это была какая-то миссия, обет. Любовь – судьба. Любовь как свобода. Свобода не от, а для. Для возможности быть собой. В сравнении все остальное – карьера, награды, звания – такая чушь.
***
Хорошо, что я смотрела фотографии в одиночестве. Вернисажная тусовка, даже если собрались только закадычные друзья и единомышленники, все-таки предполагает празднично-приподнятую атмосферу с обязательными приличными случаю словами и выражениями, часто вполне дежурными, хотя это не умаляет искренности. В любом случае, вернисаж – не для медленного изучения предмета и размышлений о нем.
Я смотрела на фотографии и сочиняла истории, потому что каждая, ну или почти каждая, провоцирует, подталкивает, просит продолжить игру, придумать начало или конец, то, что было до щелчка затвора или случится после.
Я не знаю, как Гриша делает эти снимки. Представляю, что он долго вглядывается через объектив в лица, глаза, ловя миг, когда мысль, чувство становятся настолько выразительными, что за схваченным мгновением угадывается судьба. Или вот так: закрывается в темной комнате, включает красную лампу и смотрит, как в ванночке из ничего, из белесого тумана, проявляется чья-то жизнь.
Дело не в технологии, просто я думаю, что Грише интересно именно это: как проступают в человеке, его лице, взгляде, поступках, черты жизни и судьбы. В работах замечательно проявилось его собственное отношение к героям – сочувственное, ироничное, любовное. Это, как мне показалось, очень личный разговор с самим собой про жизнь и про людей.
Так «легенда самарской журналистики», крутой парень, победно прошедший огонь, воду и медные трубы, открылся нежным, доверчивым и каким-то беззащитным в своей искренней любви к людям. Он присваивает их как друзей, как своих соплеменников и современников, чудесным образом оказавшихся на земле в одно с ним время, на пересечении путей-дорог, в месте, куда он и сам-то попал как странник…
Светлана Жданова
В 1974–2000 – телевизионный журналист и ведущий ГТРК «Самара».
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета», № 10 (77) за 2015 год