А Год Моцарта меж тем тянется… Ау, моцартианцы! Почто молчим?
Осмелюсь поэтому – раз народ безмолвствует – предложить почтеннейшей публике несколько свеженьких мыслей. Тем более, в недрах моцартовского сообщества (вы, наверное, думаете, такового нет в Самаре?), предводительствуемого благороднейшим виолончелистом, дирижером, композитором и музыкальным мыслителем (это все один человек, а не четыре, и имя этому человеку – Дмитрий Лашкин), – так вот, в упомянутых недрах назревает моцартовское торжество.
Где эти недра? Распоясавшихся моцартианцев в священное пространство кирхи с присущей лютеранам благожелательностью и терпимостью, а также вследствие личного своего благородства и любви к искусству допускает самарский пастор Ольга Васильевна Темирбулатова.
Вроде в протестантской кирхе католическому Моцарту не место? Тем более, бессовестному развратнику, о котором пойдет речь? Самое ему там место. Тем более, развратник, так и не раскаявшийся, наказан! Грех без возмездия не остается!
Прозвучал (не полностью и в концертном исполнении) «Дон Жуан» Моцарта. По его поводу и мысли.
Моцарт назвал оперу «Дон Жуан» «веселой пьесой» (dramma giocoso). Но мир Моцарта отличается двойственностью. Эта двойственность, прежде всего, в натуре и судьбе главного героя. Безудержный авантюризм, кипучее веселье «Арии с шампанским», неотразимая обольстительность «Серенады с мандолиной», беспрерывная погоня за женщинами (заметим, тут выведены представительницы разных сословий: Дон Жуан преследует то гордую аристократку Донну Анну, то мещанку Донну Эльвиру, то крестьяночку Церлину, то камеристку Донны Эльвиры)… На первый взгляд перед нами удачливый любовник, жизнь его – череда праздников, воплощение жизненного успеха. Но ни одну из женщин в серии любовных авантюр Дон Жуану так и не удалось заполучить.
Помним, конечно, почему. За честь Донны Анны вступился ее отец, Командор, за что и поступился жизнью. Донна Эльвира оказалась «дежа вю» – Дон Жуан не сразу узнал под вуалью одну из обольщенных им когда-то, брошенных и поэтому уже нежеланных красавиц. Наивную Церлину героям оперы удалось уберечь от соблазнителя. Камеристка из окна так и не выглянула, а хороша была серенада, любая бы на ее месте прельстилась.
Женщины и пир – главные ценности жизни, главный объект «охоты за наслаждениями».
Любовные победы Дон Жуана, как видим, оказались иллюзией. И знаменитый «список красавиц», который зачитывает Лепорелло, – вполне возможно, тоже обман, фикция. Мало ли что расскажет плутоватый слуга! Приврал для красного словца. Может быть, просто роман о своем господине сочиняет…
Не удалось герою вдоволь насладиться и пирами. Пир, еще со времен барокко, часто наводит на мысли о смерти, о конечности всякого жизненного изобилия. Излюбленный жанр барочной живописи – натюрморт, в котором среди остатков ночного пиршества присутствуют символы непрочности, эфемерности жизни: трубка, из которой еще поднимается дымок, хрупкие, легко бьющиеся стеклянные бокалы, а то и череп…
Каждый пир в «Дон Жуане» – прямая угроза жизни героя. На первый из них – маскарад – является группа мстителей (Донна Анна, Дон Оттавио, Эльвира). Дон Жуану приходится бежать. Пиршество в конце второго действия прерывается появлением статуи Командора. Дон Жуана поглощает разверзающаяся пасть ада.
Всё обманывает героя. Всё в жизни – только обман, маска, личина. Действующие лица почти в каждой сцене прячутся под масками, переодеваются в чужие одежды.
В опере смешиваются эстетика классицизма с его беспечным весельем и суровая проповедь барокко. Пока живешь – радуйся жизни. Но «пир жизни» не вечен, расплата за беспечное веселье не за горами.
Гедонизм, радость жизни, присущие искусству моцартовской эпохи, присущие, соответственно, и жанру классицистской комедии, обрамлены суровой проповедью. Картиной ада начинается увертюра. Адское пламя ожидает героя и в конце оперы. Увертюра открывается темой смерти. Первые ее аккорды – своего рода музыкальный жест. Этим жестом в живописных изображениях Страшного Суда Всевышний отправляет грешников в ад. Но зловещая медленная тема начала увертюры тут же сменяется быстрым радостным аллегро, минор – мажором.
В сонатах, симфониях, операх Моцарта часто используется чрезвычайно эффектный прием. Беззаботная веселая суета вдруг на секунды прерывается. В мажор вторгается краткий минорный эпизод. Словно приоткрывается окошечко, и там, за оконцем, – суровый холод или страстная печаль. А то и жизненные бури. Но мало ли что за окном… Трагический или жалобный минор на кипение жизни не влияет. Окно захлопывается, действие продолжается. В «Дон Жуане», например, это эпизод дуэли и смерть Командора. Такую же роль играет сцена на кладбище (Дон Жуан приглашает Командора на ужин).
В «Дон Жуане» Моцарт соединил две идеи: классицистскую идею активного, радостного, стремительного движения жизни и барочную идею проповеди – жизнь несовершенна, иллюзорна, полна грехов, жизнь – преддверие смерти.
Чаши весов покачались и пришли в равновесие.
Финальный секстет с классицистской невозмутимостью утешает нас: грешники наказаны, праведники получили мир, очищенный от зла, и, по всей видимости, сейчас доедят то, что еще осталось недоеденным на пиршественном столе.
Моцарт умел считать. Шесть – полнота и гармония, шесть строк выводов, совершенство заключительной части сонета. С мощной исполнительской интуицией Дмитрий Лашкин пошел по следам Моцарта. Именно шесть исполнителей привлек в организованное им действо: сопрано Татьяну Гайворонскую (все три женских персонажа), баритона Георгия Цветкова (Дон Жуан), кларнетиста Сергея Голованова, Татьяну Казакову (скрипка), Ирину Садрееву (альт). Неожиданным шестым номером – тромбониста Андрея Иванова (Командор).
Раздвинулось пространство моцартовской оперы, впустило в себя – вместо человеческого голоса – тромбон. А чтобы зрителям было страшнее, Дмитрий Лашкин привлек к последней сцене хореографа Эльвиру Первову с ее ансамблем «Скрим». Тромбонист играет партию Командора – в общем-то, и правильно: ведь и Командор уже не человек. Он – надгробный памятник, каменный истукан. А как в ад проваливаться будем? Языки пламени где возьмем? Вместо разверзающейся бездны ада – духи преисподней, танцоры из ансамбля Первовой в зловещих золотых масках.
Вдобавок к выстроенной Моцартом сложной композиции оперы слушатели получили два «бонуса»: Концерт для кларнета с оркестром и Концертную симфонию для скрипки и альта. Оркестр-то где взяли? А это плод организационного и дирижерского мастерства Дмитрия Лашкина. Сумел набрать коллектив – раз в шесть поменьше великого ляйпцигского «Гевандхауза», но во столько же раз мощнее. Своды кирхи собирают звук, усиливают, направляют в зал…
Наталья Эскина
Музыковед, кандидат искусствознания, член Союза композиторов России.
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета», № 7 (95) за 2016 год