Валентин Пурыгин: художник и мифы

Для многих почитателей волжского пейзажа имя Пурыгина связано с появлением в художественной жизни Куйбышева в течение 60–80-х годов XX века великолепных образцов пленэрной живописи. Свободные, раскованно и размашисто написанные этюды, большие полотна с изображением могучих стволов прибрежных осокорей и полноводье кипящей жизни Волги с просторами взволнованного неба – таков близкий зрителям Валентин Пурыгин. Сфера пейзажного творчества мастера представлена на выставке общеизвестными работами из собрания Самарского художественного музея и дополнена отреставрированными и ранее не выставлявшимися на выставках неизвестными никому другими картинами, этюдами в пастозной манере.

Пурыгин – уроженец Саратовской области, взрастал на волжских берегах. В 1939 году стал воспитанником Московской средней художественной школы. По окончании МСХШ в 1944 году продолжил свое образование в художественном институте имени Сурикова при Российской академии художеств, в мастерской Георгия Ряжского, выдающегося мэтра советской живописи.

После распределения в 1951 году в Куйбышев Валентин Пурыгин неутомимо изучал природу Жигулей, окрестности города, пригороды и создал необыкновенно солнечные, жизнерадостные пейзажи Заволжья. Это видно в раннем полотне «За Волгой» (1955). Центральным элементом в пейзажах художника был громадный осокорь, одна из типических примет самарского Заволжья. Это дерево как символ жизненных сил Матушки-природы стало у Пурыгина своеобразной монограммой в картинах. У голландского художника XVII века Ф. Воувермана из картины в картину кочевала фигура всадника на белой лошади. У другого мастера того же времени Л. Йонга монограммой служило изображение спаниеля. У Пурыгина в большинстве рисунков и этюдах главный герой – кряжистый осокорь.

«Шестидесятые» – время политической оттепели. Большая часть советских пейзажистов самозабвенно изучали и использовали разрешенную тогда методику импрессионистов. Пурыгин не избежал подобного увлечения. В крымских пейзажах Гурзуфа, Судака искания художника воплотились наиболее полно и красочно. Отчасти новые достижения проявились и в самарских мотивах: «Улица Куйбышева. Вечер», «Улица Ленинградская», «Весенний день».

В 70-х Валентин Пурыгин отправляется в Москву. Некоторое время он жил в Загорске, и потому в пейзажах той поры возникли мотивы древнерусского зодчества.

В 1979-м Пурыгин возвратился в Куйбышев и принял активное участие в художественной жизни области. Он стал членом правления Союза художников, влиятельным и заметным участником областных, зональных, республиканских выставок.

По сути, музеем представлены две выставки. В Мраморном зале – запечатленные в картинах и этюдах живописные пейзажи, неожиданно теплые, лирические, светлые.

Вторая выставка, в помещении лектория, представляет Пурыгина-графика. Он работал в гравюрных и других уникальных техниках: офорт, монотипия, акварель, тушь, карандаш, уголь, пастель, сангина, сепия, коллаж. Мало кто знает, что в коллекции Самарского художественного музея хранится свыше десяти тысяч графических листов, коллажей, зарисовок, набросков этого мастера. Тематика объектов, запечатленных в рисунках, представляет все стороны самарского бытия: пейзажи, городские мотивы, портреты, анималистические наброски. Помимо них, представлены мифологические и сказочные сюжеты.

Обе экспозиции равноценны. Графическое наследие художника менее известно широкому зрителю, чем живопись. Особый интерес вызывают работы, датируемые сороковыми годами, когда он был еще юношей. Выставить их – правильное решение хранителя и куратора проекта Светланы Шатуновой.

При пристальном всматривании в живописное и графическое наследие художника понимаешь: Пурыгин – верный последователь школы русского реализма. Первая половина творческой жизни этого человека целенаправленно хранила верность традициям старой художественной школы, это видно в методе творчества, в большой серьезной подготовке к картине. Предварительные рисунки – наброски, эскизы, живописные этюды, маленькие картины, варианты…

Другой Пурыгин. Мифы о художнике

Впервые я увидела художника в 1979 году, когда он возвратился из Москвы. Устроили персональную выставку. Вначале привезли картины на площадь Куйбышева. Что это были за картины! Во-первых, громадные, во-вторых, самыми невероятными оказались задники некоторых картин: будучи человеком без предрассудков, Пурыгин брал старые оконные рамы и на них натягивал холст. С лица все равно зрителю ничего не видно. Зато весили они порядочно!

В назначенный день он появился в старой заношенной рубахе. Срочно снарядили служителей в магазин за белой рубашкой. Помню, как его переодевали и причесывали в лектории: тогда на выставки обязательно приходили чиновники – секретари по вопросам культуры из обкома партии. Надо было художника, приехавшего из Москвы, представить властям как респектабельного и успешного.

Все убежали на третий этаж, я сидела у телефона в комнате экскурсоводов и почитывала книжечку о современном искусстве.

– Здравствуйте, меня зовут Валентин Захарович. А вы новенькая? – Он вошел как-то неслышно. И голос тихий, вкрадчивый.

– Меня зовут Валентина.

– Валечка, тезка, значит! – Галантно поцеловал руку. – А я приехал, чтобы наладить и укрепить работу нашего Союза художников. Столько планов, проектов. Мы создадим новое искусство! Скоро, скоро увидите! А что это вы читаете?

– Статьи о современном искусстве.

– Я такое не приветствую. Читайте про Репина, Сурикова.

– Но мне надо! У меня специализация – современное искусство.

– А, тогда можно.

Во время этого краткого разговора я рассматривала лицо. Ведь первое впечатление остается в памяти навсегда. Он был невысокий, кряжистый, как осокорь. Квадратное лицо с раздвоенным подбородком. Крепкие челюсти. Цвет глаз серо-зеленый, быстро меняющийся, но взгляд пристальный и глубокий благодаря выступающим надбровным дугам. Низкий лоб и густая грива жестких с проседью пегих коротких волос с зачесом назад. По краям лба небольшие залысины. Лицо какое-то отдаленно знакомое. Промелькнула совсем крамольная мысль: он похож на «Автопортрет» К. Малевича 1910 года! И если взять фотографии Малевича за 1933 год, тоже можно обнаружить тот же физический тип. Потом вспомнилось: Казимир Малевич умер в 1935 году, а Валентин Пурыгин народился в 1936 году. Реинкарнация?!

Впоследствии, часто встречая его на вернисажах, глядя, как он галантно всем целовал руки, вслушиваясь в тихий голос, про себя думала: а у Малевича тоже был вкрадчивый тихий голос, и вы, Валентин Захарович, так же, как он, стараетесь быть реформатором. Многим знакомым говорила о схожести типа двух художников. Но, пожалуй, кроме меня, никто не верил в этот миф.

Внешность Пурыгина так никогда и не стала респектабельной. Пиджаки, пуловеры сплошь в пятнышках краски, мало что было аккуратным в нем. Помятые штаны, подвязанные бечевкой, бесформенные ботинки – все было сиротским. Приходя в музей, он сотрудницам целовал ручки, твердо помнил по именам и называл их ласкательно: Танечка, Людочка, Неточка.

У него была оригинальная манера улыбаться неожиданно. Вот только что был серьезен, потом мгновенно улыбался всеми своими широкими зубами. Однажды я поделилась, что занимаюсь офортом. Валентин Захарович проявил такое живое участие, что стал настаивать на встрече с целью знакомства с офортами, чем ужасно смутил меня. И, почувствовав мою робость, он неожиданно улыбнулся широко – широко, как Щелкунчик, так, что меня просто страх обуял.

Об этой улыбке рассказал Рудольф Баранов. Ехали они в троллейбусе от железнодорожного вокзала. На остановке старушка попросила помочь затащить торбы в салон. Пурыгин подбежал, схватил ее мешки и… приветливо улыбнулся. Она в мгновенье ока оглядела его помятый силуэт, веревочку и улыбку на жестком каменном лице.

– Караул, люди добрые, грабят! Помогите! – завопила старушка. Долго потом художники помнили и всякий раз, рассказывая кому-либо эту историю, добродушно хохотали. Сам внешний облик Пурыгина казался им достопримечательным.

С реформами в Союзе у него не сложилось. И всю причудливую картину взаимоотношений сообщества он стал излагать в фантасмагориях на полотне. Как-то раз нас, музейщиков, специально пригласили в мастерскую Валентина Захаровича. Впечатление после похода незабываемо: вдоль стен – грандиозные полотна, а посередине, словно некий символ животворящего хаоса, – гигантская куча разномастных предметов, от деревянных брусков, досок, фанерок, оконных рам до старых чайников, эмалированных мисок, коробок и коробочек.

Однажды он в смятении пришел в выставочный зал на площади Куйбышева и сообщил заведующей Зое Павловне: 

– Вы знаете, что некая художественная чета считает друг друга гениальными художниками?

– Валентин Захарович, так всегда бывает у любящих пар. Я уверена, что в вашей семье тоже вас считают гением.

– Вы серьезно так думаете? А я вот не знаю.

Считается, что настоящий художник должен дистанцироваться от суетного быта, от проблем семьи. Вокруг него должно быть пустое пространство. Пурыгин постоянно бывал в гостях, не пропускал вернисажи, и даже мастерская никогда не пустовала. Но, вероятнее всего, он носил в себе одиночество.

Не припоминаю ни единого раза, чтобы он кричал, шумел, гневался. Вся работа чувств происходила внутри. И он пользовался чрезвычайно большим уважением у мастеров пейзажного цеха. Молодежь была буквально заворожена его свободной манерой письма. Писал что хотел и как хотел! Представлялось, что это был человек абсолютно независимый от стереотипов. Валентина Захаровича Пурыгина нельзя было представить на работе. Он был свободен от расписания в школе, или в училище, или где-либо еще в учреждении. Думается, он останется в памяти как символ Свободного Художника.

Валентина Чернова

Член Международной ассоциации искусствоведов, член Союза художников России.

Опубликовано в издании «Свежая газета. Культура», № 24 (102) за 2016 год