Наследие:

Шостакович вернулся

12 сентября 2019

Вот так нам повезло. Шостакович жил и работал тут. Дописывал великую Седьмую. Гулял по скверам. Не такой как памятник — много моложе и стройней. Но гулял наверняка. И вот через 78 лет вернулся в металле. Надеюсь, что навсегда.

Это первый памятник в Самаре понятному и близкому мне человеку. Не диктатору, не начальнику, не воину, а композитору. Творцу. Который тут творил и это надо помнить.

***

Я знаю Шостаковича с детства. Мой папа любил больше всего Баха, Шостаковича и Майлса Дэвиса.

Так как с Дэвисом в Куйбышеве 70-х было сложно, я слушал много фуг и симфоний. Просто, фоном, не обращая внимания — в доме звучала такая музыка.

А фамилию Шостакович и то, что это композитор я узнал из фильма «Неизвестная война», который в 1979 году вместе с дедушкой смотрел на ч/б «Горизонте».

Первая серия, посвященная 22 июня, шла под 7-ю симфонию. Тема вторжения и такая война, в которую совсем не хочется играть.

В 2019 странно об этом говорить, но уже тогда, 40 лет назад, война и подвиг народа больше воспринимались как праздничное событие — салют, дедушка с бабушкой надевают ордена, все идут на площадь. В кинотеатрах — эпопея «Освобождение», в книжных магазинах и на репродукциях — полковник Брежнев. Война уже казалась ненастоящей, но седьмая симфония возвращала (и возвращает!) остроту чувств и резь переживаний.

Ветераны не очень любили вспоминать войну, но после этого фильма дедушка как-то начал потихоньку, понемногу рассказывать, как он воевал. И это был, конечно, полный Шостакович.

Седьмая симфония — это не музыка для удовольствия. Каждый раз — это мучение, сложнейшее переживание, трагедия народа и его великая жертва. Всё для фронта, всё — для Победы. Понимаете? Всё. А не только то, что не жаль и украсть не успели.

И среди произведений искусства «о войне» нет ничего сильней Ленинградской симфонии. Чтобы без перевода, без объяснений, вообще без единого слова, и даже без единой картинки! — сказать всё про Великую Войну и подвиг народа.

Чем велик Дмитрий Дмитриевич, по настоящему, — он уже в октябре 1941 года, когда не было просвета, но только отступление, потери, боль — Шостакович не только верил в Победу, он написал мощный победный, вдохновляющий финал. Фанфары ликуют. Мы победим!

В осажденном Ленинграде на премьеру с трудом собрали оркестр — многие музыканты не пережили блокадную зиму. Даже тогда в нашу Победу можно было только верить. До снятия блокады — еще полтора года. Группа армий «Юг» перешла Дон и рвется к Сталинграду.

Но даже немцы, слышавшие трансляцию симфонии из осажденного, голодного Ленинграда, понимали, что этот народ они не смогут победить. Так и получилось. И по сей день с момента написания — Седьмая «Ленинградская» симфония — наш Символ Веры. Да-да, и в том смысле, который вкладывает православие тоже.

Четвертая часть симфонии была написана Дмитрием Шостаковичем в квартире на улице Фрунзе, в доме 146, с окнами на памятник Чапаева и Драмтеатр.

В 1979 году я, конечно, этого не знал. И сознательно я начал слушать Шостаковича уже в юности. По ночам.

В юности много важного происходит по ночам, между танцами и слушанием модных дисков. Не сказать, что часто, но Шостаковича на шабашах молодости мы ставили.

Шостаковича дома было много и я его уже знал, поэтому особенно котировал 14-ю симфонию. За мрачность, которую в пору сплошного пост-панка, я искал и находил всюду. А уж в 14-ой, посвященной теме внезапной и преждевременной смерти, где песни на стихи Апполинера и Лорки, а музыка такая, что и Dead Can Dance и Ник Кейв позавидуют… Дмитрий Дмитриевич был авангардистом и декадентом, то есть соединял в себе все самые важные черты в своем таланте, как его понимаешь в юные годы.

А как правильно и возвышенно пьется с Шостаковичем! Сразу ясно, что это — наследник русской композиторской школы. Пить надо, конечно, водку, стакан и махом. Но этих трех слагаемых мало — требуется эстетический подход.

В первой части 7-й симфонии, надо достать из сугроба бутылку «пшёнки» и налить в граненый стакан всклинь.

Наливать следует после экспозиции, строго перед началом темы вторжения — пока бьет барабанная дробь. Удар на бульк. После того как зазвучит тема вторжения — встаете, держа стакан в правой руке на уровни груди. Тема нарастает, захватывает оркестр. Становится страшно, но вы сосредоточенно слушаете музыку с мыслью, что победим. Одиннадцать раз повторяется тема и с каждым репитом наливается силой ваша рука со стаканом.

Мощная кульминация сотрясает вас, стакан и весь мир. И вот, в тот самый момент, когда кульминация медленно уходит, а соло фагота еще не началось — раз! и водка выпивается огромным жадным глотком вся.

Теперь под жалостливую одинокую мелодию, вы чувствуете как расходится тепло, как бьет в голову 40-градусный заряд и мотив становится таким пронзительным и грустным, что уже не фагот вы слышите, а дудку-жалейку, в русском поле. И то ли туман расходится над ним, то ли дым от пожарищ стелется поутру.

Во второй, третьей и четвертой частях, поступаете по аналогии, но интуитивно. Внутренний голос подскажет, в каком моменте раскроется сила искусства, умноженная водкой. И вот ближе к литру вы начнете постигать душой глубину Дмитрий Дмитрича.

Дмитрий Дмитриевич ведь и сам любил выпить, факт. Именно водки. Хорошей. Про эту любовь много есть и в его письмах и в воспоминаниях о нем. Мы-то, конечно, под Шостаковича пили в молодости, что придется, но и водка там была часто.

А один раз выпить с великим композитором  — это долг любого русского человека. Просто чтобы понять, что ты и есть на самом деле — русский человек. Беззаветно, люто русский, независимо от национальности.

Если не хватает запала на симфонические произведения, можно попробовать с «Песней о встречном», которую очень любил товарищ Сталин. Обычно выпивающий ориентируется на строчку «кудрявая, что ж ты не рада», но тут уж нет догмы — только творческая свобода и полёт фантазии. Без них ноль-пять за три минуты не уговорить.

А чтобы понимать, каким был Шостакович, изваятый Церетели, прочтите отрывок из его письма, написанного за год до смерти.

Шостакович — Гликману

«25. III.1974. Жуковка.

Дорогой Исаак Давыдович!

Посылаю при сем этикетку с бутылки из-под водки „Экстра“. Стрелка, которую я нарисовал на этикетке, указывает на знак качества. Знатоки говорят, что если на этикетке имеется вышеуказанный знак, то это говорит о высоком качестве водки „Экстра“. Поэтому я тебе советую: когда будешь покупать „Экстру“, обращай внимание на наличие или отсутствие знака качества.

Будь здоров и счастлив.

Твой Д. Шостакович»

И мне очень нравится, что он вернулся к нам вот такой — каким был в 70-х. И за спиной у него много больше, чем у композитора Шостаковича в 1941 году. Хотя и тот битый был. После «сумбура» и обвинений на которые смог ответить (!) так, что сам товарищ Сталин написал про Пятую симфонию: «Деловой творческий ответ советского художника на справедливую критику».

А потом, уже после войны, после «Ленинградской», в 1948 году — постановление Политбюро ЦК ВКП (б), где «были подвергнуты острой критике антинародные, формалистические извращения в творчестве Д. Шостаковича и разоблачен вред и опасность этого направления для судеб развития советской музыки».

Обвинителем был товарищ Жданов, лично разбиравший творчество композиторов. Есть даже такой шедевр соцреализма. Любуйтесь. Шостакович в центре с внимание слушает отеческие поучения Жданова, который много раз вспоминал и «Сумбур вместо музыки» и опальную «Леди Макбет».

Всё? Конец космополиту? Как бы не так. Шостакович в ответ пишет кантату «Леса» и получает пятую Сталинскую премию.

В составе советской делегации выступает в Нью-Йорке на конгрессе в защиту мира. И пишет в стол сатирическую пьесу «Антиформалистический раёк». Вот это последнее, в 1948 году — это уже не «русская», а какая-то «советская рулетка» — с пистолетом ТТ.

Он ничего не боялся — ни немецких бомб, ни сталинских статей, ни постановлений ЦК, ни смертельной болезни, ни-че-го. Он продолжал писать великую музыку. До самого конца.

Просто очень трудно — так прожить свою великую жизнь. Вот это есть в нашем памятнике, если знаешь Шостаковича. Страшная тяжесть на хрупких плечах. И великая сила. Гений гуляет. Подумайте об этом, когда пойдете мимо.

 

pNa

1 комментарий к “Шостакович вернулся

  1. Отлично, коллега! Браво! Ваши воспоминания о «знаке качества» как-то объясняют бабочку на футболке )))) Что же касается товарища Жданова… Это ведь интересно, когда оперу обсуждают члены ЦК, нет? По поводу Мурадели аж дважды собирались. И суждения весьма квалифицированные. Ну интересные же руководители государства! Или вам ближе власть, которая одним пальцем тыкает по роялю «С чего начинается Родина?»

Оставьте комментарий