20 лет в Интернете. Срок? Мы тоже так думаем. Но это, разумеется, не единственная и далеко не главная причина, по которой новую рубрику газета открывает интервью с литературоведом и писателем Ириной САМОРУКОВОЙ.
– В Интернете вы?..
– C конца 96-го. Тогда журнал «Пушкин» вместе с Рунетом проводил конкурс интернет-литературы. Мы зашли и скачали «Низший пилотаж», произведение никому еще неизвестного Баяна Ширянова [Кирилла Воробьева, недавно ушедшего из жизни. – Ред.]. Он и победил в этом первом серьезном конкурсе художественных текстов, которых не существовало на бумажных носителях. Председателем жюри, кстати, был именитый бумажный автор – Андрей Битов. Ну а в 2006-м я зарегистрировалась в «Фейсбуке». Под влиянием моей коллеги Натальи Соколовой. У нее была диссертация о формирующейся культуре Web 2.0, о том, как сети меняют процессы и обучения, и социального взаимодействия. Термин «партисипаторная культура» – культура не вертикальной трансляции знаний, а совместного действия – я впервые услышала от Натальи, очень воодушевленной новым трендом. И она всех уговаривала завести страничку в ФБ.
– Вас там ничего не шокировало?
– Интернет – вещь по определению интерактивная. Каков пользователь, таков у него и Интернет. Знаю людей, которые буквально живут в «Фейсбуке» и при этом возмущаются: «В ФБ – одни негодяи!» Мой «Фейсбук» доставляет мне удовольствие. Я общаюсь лишь с теми, кто не вызывает у меня отторжения. «Фейсбук» – это ты.
– И не такое уж ноу-хау, если не считать софта и железа. Существовали же и в аналоговую эпоху сети: кухонные посиделки, вписки хипповские…
– Да тот же блат. Сетевые взаимодействия были всегда. Просто сеть стала глобальной.
– Но и в ней все по усадебкам.
– Зато легко изменить конфигурацию. Попробуйте в реале, если у вас знакомства в образовании, приобрести знакомства среди, допустим, сантехников. Придется приложить усилия. А здесь вы сделаете это не напрягаясь. Вообще, Интернет так глубоко вошел в мою жизнь, что если я оказываюсь там, где его нет, становится как-то никак.
– Это называется «подсела».
– Просто сложились технологические привычки. Это же такой помощник! Писала «Тюратам» [роман, лучшая книга 2015 г. по версии Bigvill. – Ред.]. Понадобились казахские выражения. Разумеется, нужны были только созвучия. Но я должна была понять и семантические связи. Открываю переводчик с казахского! Он полон комментариев. Где в Самаре я это найду? Пойду в библиотеку, стану часами рыться в фондах, и не факт, что обнаружу. Или, например, нужна мелкая справка: значение слова, понятия, в каком году написана книга, кем…
– У некоторых к сведениям из Интернета довольно скептическое отношение.
– Я не разделяю этого скепсиса. Выскакивает разное. Но, например, Википедия не вызывает у меня недоверия. Допускаю, что претензии могут быть у представителей специфических наук. Но для гуманитариев, тем более обучающихся, для школьников, студентов Википедия – неплохой первичный материал. Другое дело, когда возникает необходимость в серьезной научной литературе. Тут надо уметь оценить, что перед тобой: публикация с авторитетного ресурса или реферат какой-нибудь Тани.
– Вот для этого и нужны в Сети доктора наук. Чтоб ориентировали.
– У меня в ленте часто задают вопрос: какие книги по такой-то теме почитать? Недавно девушка, филолог, спросила – и целая библиография. Мгновенно! Очень удобно. Но надо понимать: в гуманитарной сфере трансмиссия, то есть передача знания с позиции авторитета, – это то, что человек осуществляет не только своей квалификацией, но и своей личностью и всей своей жизнью. Есть, конечно, авторитеты, которые в Интернете сформировались. Но и они всегда выходят за его пределы. В той же литературе. Не так много фигур, которые как авторы родились и получили признание в Сети. Но они есть. И они есть, как правило, уже и за пределами Сети. Тот же Баян Ширянов. Его и в бумаге сегодня можно прочесть.
– Говорят, издатели специально по сетям рыщут: кого бы издать.
– Не ищут. У них и так много предложений. Другое дело, когда неформальный авторитет сетевого автора растет, растет, растет и в конце концов достигает такого уровня, что им невозможно не заинтересоваться. Но чтобы какой-нибудь Ваня бросил что-то на «Проза.ру» или на «Стихи.ру», и к нему начали ломиться издатели… Этого не будет никогда. Личные знакомства, доверие, репутация – все эти институты работают, как и прежде. Интернет – лишь инструмент. А вот преподавание он меняет. Раньше преподаватель вставал перед студентами и говорил, что в такое-то время в литературе шли такие-то процессы, были созданы такие-то произведения, таких-то авторов… Сегодня главное – мотивировать человека к получению знаний и сформировать у него компетенцию, о которой мы с вами говорили. Чтоб человек знал, что, заглянув в «Журнальный зал», он получит литературу, прошедшую определенный отбор. А на «Прозе.ру» получит самиздат. Это не значит, что на «Прозе.ру» не может публиковаться гениальный писатель. Может. Но только имена в литературе определяются, к сожалению, не гамбургским счетом, а вот этими вот репутационными вещами – социальными, коммуникативными, на которые отчасти работает и Интернет.
– Возвращаясь к вашему сетевому опыту. Для вас как для писателя «Фейсбук» – это что?
– Я использую ФБ в том числе и для того, чтобы напоминать о себе как о писателе. Но, например, у Сорокина аккаунтов нет. И у Пелевина нет. То есть они, может, в Сети и присутствуют, но под другими именами. А если зайдете в ФБ на аккаунт Дмитрия Быкова, то обнаружите, что сам Быков не выкладывает там ничего. Другие люди сообщают о его лекциях, встречах, передачах. Как частное лицо он там не представлен, и я не знаю, представлен ли в иных сетях. Но мы с вами живем в городе, где фактически нет издательств. И я начала публиковаться в Сети. У меня был опыт бумажной публикации, но я подумала: «Черт возьми! Ведь я сама существую в Интернете».
Даже если у меня есть книга, и она же есть в Сети, я ее скачиваю и читаю с планшета. Особенно удобен планшет в случае текстов, в которые не нужно вчитываться. Просто знакомишься. Или уже читала и надо освежить в памяти. Скорость чтения с планшета существенно выше. У меня, во всяком случае. Дома огромное количество книг, изданных в 60-е, 70-е, 80-е, 90-е… После планшета – не могу их читать. Настолько негигиенична там полиграфия. А на планшете шрифт можно сделать любым. И, кстати, заметили? Современные книги – Cорокин, последнее издание Пелевина (а стоят они очень дорого, 800 рублей книжка) – выходят в формате планшета. Широченные поля, огромные буквы. Конечно, это в какой-то степени архаизирует людей. Но и щадит. Однако если вы в научной работе цитируете художественное произведение, то вы его должны цитировать по книге. И обязательно приличного издания. Такое же отношение к журнальным статьям. У журнала должна быть репутация. Сейчас уже начинают допускать ссылку на интернет-ресурс. Когда, например, речь идет об архивных материалах. Но и это должен быть уважаемый портал. Такой, как, скажем, ostrovaksenov.ru, где выложены материалы о Василии Аксенове. И произведения, и черновики, и интервью, и письма, и воспоминания – бери и пиши содержательную литературоведческую работу. Ну и уже многие издательства, солидные в том числе, переходят на электронные книги.
– Кроме полиграфии, Интернет что-то еще поменял в литературе?
– Стилистику. Я и за собой замечаю. Как литературовед я смотрю на произведение, иногда и на собственное, как на речевую конструкцию и вижу влияние сетей. Критики говорят: с поэзией у нас нормально, у нас с прозой плохо. С инновационной прозой. И это правда. Многие пишут по старым лекалам. Большие, многословные произведения в 600–700 страниц. Думаю, у сегодняшнего читателя на такие повествования нет временного ресурса. И те из писателей, кто разделяет эту точку зрения, стараются текст сжать. Пишут короче. Лапидарней. И идет ориентация на субъективность. А посты в Сети – они ведь тоже субъективны и кратки. В стиле Льва Толстого – панорамным обзором и всеобщим зрением – такое уже…
– Не катит.
– Нет. Проза становится более интимной, но проблематика расширяется.
– Машинерия, о которой мы с вами говорим, здорово, конечно же, упрощает и когнитивный, и, возможно, даже творческий процесс. Но не уплощает ли человека?
– Она уничтожает память. Умберто Эко как-то заметил: «Человек начал глупеть, когда изобрел письменность». Прежде он хранил информацию в собственном теле, а с письменностью начал записывать эту информацию на внешних носителях. И этот процесс, видимо, продолжается. Вы замечали, каким бы громким ни было медийное событие, три дня – и будто не было? А книга событие фиксировала, и можно было воспроизвести его в памяти, в эту книгу заглянув. Ну и человека она меняет, эта машинерия. Студенты – они уже и антропологически изменились.
– Головка усохла?
– Я о поведении. Физически-то мы не больно меняемся. Так вот, нынешние студенты привыкли работать коллективно. Поколение «ВКонтакте». Им интересней выполнять групповые задания. И они в них более успешны. И, конечно, Интернет воспитывает поверхностность, слов нет. Раньше, если человек не знал ничего о столице Австралии, так он ничего и не знал. Какая, говорите, там столица? Пять минут – и забывал. Это все, на что у него хватало оперативной памяти. Да он и не претендовал. А когда под рукой у него Интернет, ему кажется, что он все что угодно может узнать и очень быстро во всем разобраться.
– Что, если все идет к тому, чем пугали Стругацкие в «Волны гасят ветер»? Распад человечества. Гениальные людены и люди с одним на всех сетевым мозгом.
– Очень может быть. Но связано это не только с Интернетом. Хотя с Интернетом тоже. Кстати, знаете, почему дети торчат в Интернете? Потому что большинство родителей, вы уж извините за резкость, детей не любят. Они думают, детей любить – это чмоки-чмоки. Они не хотят отдавать им самого дорогого – времени. Включили ребенку комп, а чтобы не лез, куда не надо, мы тебе контроль поставим.
– Думаете, не находят способа обойти?
– Я работала со студентами филфака, со студентами политеха и обнаружила, что и те, и другие не так уж хорошо подкованы технически. Чего говорить о школьниках. Они сидят в сетях, и сталкиваешься уже с тем, что и «Вордом»-то не владеют, поскольку им «Ворд» не нужен. У них – магия. Программу надо было одну запустить на занятиях. И мальчик запускает. Спрашиваю: «Что ты делаешь? Расскажи». Пожимает плечами. «Это, – говорит, – магия». Он не понимает, как устроено. Что есть сигнал, он кодируется, раскодируется… Медиатеоретик Борис Гройс пишет, что так возникает почва для обожествления: приписывание технологии зла или еще чего-то сугубо человеческого. Да что компьютер! Большинство людей не знает, как работает телевизор. Включаешь в розетку – и магия.
– Новое Средневековье. Но я вот еще про язык хотела спросить…
– Язык меняется. Изменения эти естественны, как изменения в человеческом теле. Помните – лет десять, наверное, прошло, – был в ходу олбанский язык? Сейчас им неприлично в «Фейсбуке» пользоваться. Во всяком случае, в той области «Фейсбука», где я существую. Там не принято писать под чужим именем, коверкать слова. Принято запятые ставить. Постить содержательные тексты, публиковать комментарии по существу. Очень люблю посты Сергея Николаевича Зенкина. Это небольшие эссе о современной культуре, искусстве, этике. И видно, что отредактировано. Что человек размышлял, подбирал слова. В виртуальной жизни, как и в реальной, все зависит от того, с кем ты общаешься. В том числе и язык.
* КА: в египетской мифологии – один из элементов человеческой сущности, второе Я.
Вопросы задавала Светлана ВНУКОВА
Член Союза журналистов России, «Золотое перо губернии».
Фото Евгения АНДРЕЕВА
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре», № 15 (123), 2017, Сентябрь