Окончание театрального сезона предполагает подведение некоторых итогов. Мои размышления – не обзор сезона в полном смысле слова. Да и странно было бы подробно разбирать спектакли, на каждый из которых в газете уже публиковались подробные рецензии. Это своего рода «заметки на полях» о том, что мне показалось важным и интересным в минувшем сезоне.
«Есть два способа живо заинтересовать публику в театре: при помощи великого или правдивого. Великое захватывает массы, правдивое подкупает отдельных лиц». Эта мысль Виктора Гюго удивительным образом совпала с театральными впечатлениями сезона. И первым делом приходят на память спектакли, возникшие в связи и по поводу 70-летия Победы в Великой Отечественной войне.
Событие – великое. Однако даже в далекие и страшные годы войны державному пафосу, адресованному массам, тихо противостояла негромкая «окопная правда», рядом со «Священной войной» звучали под гармонь или гитару «Темная ночь» и «Землянка». И после войны лучшее, что о ней было сказано в искусстве, говорилось негромким голосом. И вот прошло 70 лет. Пафос праздничных мероприятий потрясает своей грандиозностью и размахом. И, наверное, это правильно. Так же, как правильно и то, что рядом с этим – по-прежнему внимательное вглядывание в судьбы, в лица, в глаза людей. Каждого человека.
Вот три спектакля, три высказывания по поводу юбилейной даты. Они очень разные. Но есть две вещи, которые их объединяют. Во-первых, они все – не о войне как таковой.
Спектакль «Анна Франк» поставлен в СамАрте Екатериной Гороховской по пьесе Аси Волошиной, основанной на всемирно известных дневниках о времени, проведенном в добровольном заточении и в надежде спастись от смерти. Девочка бесхитростно описала историю голландских евреев Франков и их товарищей по несчастью ван Даамов, которые во время фашистской оккупации много дней и ночей ютились в крохотном помещении, скрытом от посторонних глаз. Повседневная жизнь нескольких человек, вынужденных делить не только кров и хлеб, но и ежеминутную смертельную опасность, непреходящий страх разоблачения и близкой смерти, помещена в контекст нашего сегодняшнего знания о том, что случилось с этими людьми после жизни. Они едят, пьют, укладываются спать…
И так изо дня в день: «люди обедают, пьют чай, а в это время…» А в это время их судьбы уже решены. И не экзистенциальный конфликт они переживают внутри себя (хотя и он тоже здесь, конечно, присутствует, и проблема выбора стоит перед каждым), а вполне реальные враги вторглись в их мир, в их повседневность и превратили их сначала в затворников, а потом в лагерную пыль, в пепел, в дым. Но мы-то видим пока еще людей, просто живущих почти обычной, до ужаса бытовой жизнью. Ужас – не в быте, ужас в том, как на самом деле зыбко это вполне бытовое существование, как тонка грань между сиюминутным бытом и вечным бытием.
Подобное чувство возникло у меня и на спектакле «Когда закончилась война» по пьесе Макса Фриша в тольяттинском театре «Колесо» (режиссер – Алексей Золотовицкий). Советские войска заняли германские города. И теперь на долю немцев выпадает весь ужас оккупации, страха, нищеты и лишений. Офицеры Красной Армии – отнюдь не ангелы. Они выжили в страшной войне и пребывают в абсолютной эйфории от того, что она закончилась. Им хочется наслаждаться жизнью, насколько это возможно посреди руин. По воле драматурга вспыхивает любовь между советским офицером Степаном Ивановым и женой немецкого офицера Агнес Андерс. Он, победитель, живет в их доме. Они, побежденные, – в подвале собственного дома. Дом здесь не просто жилище. Это своеобразная аллегория того мира, который разрушила война и в котором поэтому нет места одновременно Иванову и Андерсу, русскому и немцу. Но надо найти какой-то способ жить в этом послевоенном мире так, чтобы всем нашлось место. Спектакль не о войне. Он о людях, об их мечтах и разочарованиях, о горе и радости. О жизни и смерти.
Академический театр драмы инсценировал повесть Бориса Васильева «Завтра была война» (автор инсценировки и режиссер – Валерий Гришко). Напечатанная в 1984 году, эта книга на какое-то время стала чуть ли не бестселлером: о ней много писали, ее экранизировали, инсценировали. В 1985-м, к 40-летию Победы, это название появилось в афишах и куйбышевского ТЮЗа, и Сызранского драматического театра. И вот, спустя 30 лет, опять зрители в зале смеются и плачут, следя за забавными и трагическими перипетиями жизни девятиклассников 1940 года. Правда плачут. Когда закрылся занавес и в зале зажегся свет, я вдруг увидела рядом с собой буквально залитое слезами лицо девочки лет 14-15. Она так отчаянно сопереживала увиденному, что даже не пыталась скрыть, спрятать свои слезы.
Я шла на премьеру с опаской. Мне казалось, что повесть уж очень устарела. Та полуправда о сталинских репрессиях, которая казалась такой смелой в предперестроечное время, сегодня представляется по меньшей мере наивной. Но несомненной удачей Васильева были характеры его юных героев, прошедших через свое первое настоящее испытание накануне вступления во взрослую жизнь. И почти для всех участников этой истории взрослая жизнь началась и закончилась войной. Они и есть то самое поколение, от которого после войны осталось в живых четыре процента.
Но этот спектакль тоже не о войне, которая будет только через год. Он о том, как формируются характеры и ломаются судьбы, о цене выбора. И, несмотря на большую долю условности, с которой показаны некоторые реалии того давнего советского прошлого, в главном спектакль правдив и достоверен. Школьников играют совсем молодые актеры театра и студенты театрального отделения Академии Наяновой. Артисты всего на несколько лет старше своих персонажей. Именно для них ставился спектакль. И адресован он тоже совсем молодым людям, которые ничего не знают о войне. Которым, в силу их крайней молодости и неизбежного юношеского нигилизма, трудно представить себе, что старенькие дедушки и бабушки с орденами и медалями действительно жили тогда, 70 лет назад, любили, страдали, радовались. И это еще одно обстоятельство, которое объединило в моем сознании три разных спектакля разных театров, – молодость тех, кто их ставил, кто в них играет.
У людей старшего поколения есть воспоминания о том, что знакомо если не по собственному опыту, то из рассказов старших, из семейных преданий, из книг и фильмов, наконец. У большинства нынешних молодых таких воспоминаний нет. Но у них есть потребность знания об этом. Каждый спектакль – это и есть попытка обретения собственного знания о войне, собственного, не навязанного извне, и сформировать это отношение можно только через личный эмоциональный опыт, через живое переживание, через правду повседневной жизни.
***
Сезон, однако, не исчерпывается темой войны и победы. Он был пестр и многообразен. Но размышляя над тем или иным спектаклем, анализируя свои впечатления, я всякий раз ловила себя на одних и тех же вопросах: кто эти люди на сцене? интересны они мне или нет? И по этому принципу в моих размышлениях в один ряд встали самые разные, казалось бы, никак не соотносимые друг с другом спектакли.
«Русский и литература» в «Самарской площади» (постановка и сценография Евгения Дробышева) – тот спектакль, который, при всем несовершенстве драматургии и условности сценического рисунка, привлекает точностью и человечностью характеров. Я не просто узнаю известные типажи (хотя типажность, судя по всему, была важна и режиссеру, и актерам). Мне интересно наблюдать за ними, ловить смены настроений, эмоциональные переходы. В какие-то моменты мне хотелось вступить в диалог, согласиться или поспорить.
Еще одно яркое впечатление сезона (пожалуй, даже самое яркое из всех) – «Кроткая» там же, в «Самарской площади» (режиссер – Ирина Керученко). Достоевский – невероятно трудный автор, хотя его очень любят инсценировать. А «Кроткая» – один из самых трудных его текстов. Собственно, повесть – это монолог героя, его сложная игра с самим собой: он то предельно откровенен, то лжет себе, то становится в позу, то искренне страдает… Невероятно сложны эти перепады настроения, внутреннего состояния человека, это подробное и беспощадное анатомирование души. Но на сцене не манекен, не лабораторный образец для психоанализа, а живой, трепетный человек, на которого злишься и которому сострадаешь. Его хочется убить и его отчаянно жалко.
А вот совсем другой спектакль, совсем другие ощущения: «Манюня» в СамАрте по рассказам Наринэ Абгарян (режиссер – Дмитрий Добряков). На первый взгляд, вроде бы классический тюзовский спектакль про «младших подростков». На самом деле очень ироничный, остроумно придуманный. Режиссер приглашает зрителей стать участниками игры, в спектакле многое «понарошку». Но как интересны, трогательны, глубоки детские характеры, насколько они достоверны!
Такое же чувство правды, достоверности, живой жизни я ощущала на спектакле «Таня-Таня» в новокуйбышевском театре «Грань» (режиссура и сценография – Денис Бокурадзе). Этот спектакль уже отмечен признанием и наградами. И вполне заслуженно: он радостный (хотя пьеса Ольги Мухиной не так уж и весела), легкий, летящий. В труппе театра совсем молодые актеры, которые, может быть, еще не всегда мастеровиты, но абсолютно искренни.
***
Внимательный читатель, конечно, уже заметил, что я многие спектакли не упомянула. На то были разные причины. И, может быть, будет повод поговорить о них в другой раз. Будет повод подробно разобрать и актерские работы. На этот раз я написала о том, что по-настоящему тронуло, что вызвало чувство доверия, что показалось правдивым. Вернусь к цитате, с которой начались мои размышления: наверное, в наше время понятие о великом изменилось. Великое постигается через правдивое. «Нет величия там, где нет простоты, добра и правды». Особенно радует и обнадеживает, что ищут свой путь к добру и правде молодые актеры, молодые режиссеры. Может быть, это новая тенденция в нашей театральной жизни?
Татьяна Журчева
Кандидат филологических наук, доцент СамГУ, член правления Самарского отделения СТД РФ.
Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета», № 11 (78) за 2015 год