Сочетание интернационального духа и проблем сегодняшнего дня, способность кураторов извлекать массу идей, интеллектуальных кодов из места, из которого ведется диалог с глобальными проблемами, отличают ширяевский проект от многих других биеннале, включая московскую.
Виктор Мизиано
У каждого, кто приступает к комментарию искусства, которое в российском контексте предпочитает себя обозначать как «актуальное», возникают три проблемы: кому он этот комментарий обращает, аутентичность изложения предмету и цель такого обращения. Поскольку у газеты «Культура» читатель очень разный и, прежде всего, региональный, который любит читать подробную хронику событий и обсуждать, что происходит в самарской культуре, даже если по каким-то причинам ему не удалось их посетить, начну с общего ракурса, который безотносительно к содержанию привлек внимание общества.
Оно откликнулось на оповещение, что Государственный центр современного искусства, учредитель IX Международной Ширяевской биеннале, обрел в этом году соучредителя – министерство культуры Самарской области. Проект шел при поддержке Министерства культуры Российской Федерации, Правительства Самарской области, Государственного музейно-выставочного центра «РОСИЗО». До этого года биеннале была общественной инициативой.
Приход государства на территорию искусства – это всегда вопрос, почему и как. А в данной биеннале впервые в ее истории принял участие министр культуры Самарской области Сергей Филиппов, довольно органично вписавшийся в общее действие. Он прибыл на биеннале на лодке, подобно бурлаку из проекта группы YunRubin, в которую вошли Джоан Панг Руи Юн (Сингапур) и Йонас Рубин (Дания), не побоялся босым ступить на ширяевскую землю, прошел вместе с номадами-зрителями часть маршрута, произнес речь в середине события, на площадке, предназначенной для выступления художников, дал интервью СМИ, в котором адекватно отреагировал на выступление группы U/n Multitude, затронувшей тему кредитов. Из интервью стало ясно, что contemporary art ему интересен в качестве инструмента социального исследования, который выявляет актуальные для общества проблемы, предупреждает фрустрацию идей и важных для общества культурных инициатив.
***
Проект выстраивает единое поле эксперимента, которое открыто разным контекстам, из этого поля ставятся вопросы и ищутся ответы на животрепещущие темы современности. В этом году он задает тему «Кэш», которую открывает творческим интерпретациям художников и кураторов. Художественный ход Алисы Николаевой и Николя Куржона – объединить номадическое шоу знаменами, обыгрывающими цвет золота и серебра (проект «Золотой запас»), позволить золотому цвету вспыхнуть на корабле, на горе, сопровождать шествие, когда номады-зрители несли в руках развевающиеся знамена, – задал ту необходимую эмоцию ликования, праздника, который оправдал название «шоу».
Энергия события всегда привлекает людей. В этом году зрители прибывали на биеннале не только на корабликах и машинах, были и такие, кто пришел пешком из Подгор специально посмотреть работы, и так же, несмотря на 12 км шел обратно.
Что привлекает в биеннале художника? Уникальность авторского формата. Это проект, у которого, повторюсь, есть авторы: Неля и Роман Коржовы. Этот формат не только открыт диалогу, самым разным индивидуальным инициативам, но и позволяет на протяжении стольких лет выдерживать единую стратегию продвижения проекта. Какая бы тематическая рамка здесь ни задавалась, перед нами целостный проект.
Ширяево привлекает художников еще и тем, что здесь они находят свободное пространство, равно как и приватное место для размышления. В этом году в программе биеннале заявлен проект художницы из Франции Ольги Киселевой. Он будет иметь продолжение. Первый этап проекта, реализованный в этом году, связан с предложением ввести ширяевскую валюту, для чего были предложены анкеты. В анкете предлагалось определить отношение валюты к рублю, обсудить название, а также высказаться по тому, как валюта должна выглядеть. Художник через работу с образами попытался выяснить, что для людей ценно, готовы ли они вообще к предложению своей уникальной меры вещей и что это за мера, через которую они могли бы не только сообщаться с региональным контекстом, но и вписаться в глобальный мир.
***
В предложенную рамку проекта приходили самые разные художники, с разным социальным, культурным опытом, личностной характерностью. Всегда интересно, как выстраивается внутренняя коммуникация, что они выносят из общения на двухнедельной лаборатории, из участия в номадическом шоу. В этом году на биеннале была группа Serious Collision Investigation Unit Coalition («Отдел по расследованию серьезных происшествий»), состоящая из семи человек (Феликс Гмелин, Алан Армстронг, Йоаким Форсгрин, Микаэль Горальски, Аманда Харсмар, Ронаки Моштаги и Кьерсти Аустдаль).
Группой они называются еще и потому, что ее участников интересует идея коллаборативных исследовательских арт-проектов. Аrt Workers Coalition («Коалиция работников искусства») – так они себя называют. Все эти художники совмещают в себе разные возможности, предлагая не только концептуальные, но и пластические решения своего проекта. У каждого члена группы за плечами свой неповторимый и у многих уже довольно успешный и обширный опыт в contemporary art, имеющий международное признание, именно этот опыт они и привносят в сообщество. Это объясняет, почему они здесь, в Ширяево.
Для инсталляции, заявленной на биеннале, художники избрали формат Wunderkammer («Чудесная комната»), который приспособили к Ширяево, где нашли не Комнату, а уже Дом и Сад: им был предложен дом Ананьевых, где всегда останавливался один из пионеров (и теперь уже мифов) биеннале Ханс-Михаэль Руппрехтер, где прошлое и будущее однажды сошлись друг с другом и породили утопию, ставшую реальностью на все 17 лет существования ширяевского движения.
Для Wunderkammer, которая обрела границы деревенской усадьбы, Аrt Workers Coalition отобрала работы 27 художников и студентов, которые делегировали им свои права на распоряжение этими работами.
Инсталляция Workers and Weasels («Работники и хорьки») обыгрывала разного рода образы и метафоры, которые удивительным образом осуществляли контакт реального и воображаемого мира, где, полагают авторы, мы сами являемся и коллайдером, и хорьками, перегрызшими провод.
29 апреля 2016 года куница (в Европе это весьма распространенный хищник, настолько привыкший к человеку, что часто забредает на территории заводов и других объектов) перегрызла провода Большого адронного коллайдера с напряжением в 60 тысяч вольт.
В инсталляции группа использовала принцип отклонения от единой логики. Каждый поворот взгляда обнаруживал новую диковинную вещь или картинку, приводящую в замешательство. А это требовало перестройки взгляда и его новой со-настройки. Обнаруживаемые здесь вещи – тарелку с глазуньей из настоящих глаз; топор, привязанный к противоположному концу грабель; череп грабителя банка – можно найти теперь только на фотках, которые расположены на сайте, специально изготовленном для этого проекта.
Энергия коллективного творчества оказалась столь велика, что Андре Талборн свой Energizers, который был заявлен в программе как отдельный проект, посчитал возможным расположить на общей территории сада как артефакт одной инсталляции. И это давало перекличку в пространстве и времени. Нити коллайдера протянулись к другим проектам и обнаружили связи. «Все держится по-прежнему, потому что хочет рухнуть одновременно», – строчка Генриха Клейста, которую можно было увидеть на светящейся панели Катрин Корнек в пещерах прошлой биеннале.
***
От художника всегда ждут свежих идей и некоторого зеркала, которое бы показало человеку, что есть мир, которому он сообщен, и какой в нем возможен процесс развития. В рамках этого запроса, во все времена так или иначе, но возобновляемого, «актуальный» художник приглашает человека построить это зеркало вместе, включая зрителя в процесс осмысления того, что оно проявляет.
Проект «Жесткий леденец» группы Club Fortuna, которая работает в формате социальной скульптуры, предложил жителям Ширяево конкурс, по условиям которого те могли предъявить любой свой творческий продукт, а выигравшие конкурс – получить денежный приз в 20 000 рублей, выделенных из собственных средств художниц. Результатом конкурсного взаимодействия стала инсталляция из отобранных предметов. Проект группы фокусировал внимание участников и зрителей на преодолении разрыва между зрителем и современным художником. Они пытались показать человеку, что граница преодолима и «он тоже так может». Но второй посыл проекта – концентрация внимания на конкурсе как рамке такого включения – позволял занять к такому включению критическую дистанцию. Что-то нужно уметь делать еще…
Примеряя на себя роль судей, отбирая произведения для «выставки», художники иронизировали над предвзятостью и ограниченностью любого суждения в этой области, возвращая утрачиваемую таким суждением свободу искусству быть самим собой. Так что в конечном итоге торт был съеден, зубы не пострадали, а деньги разделили между всеми участниками. А сам опыт вошел в копилку общего для биеннале исследования, предложив свою метафору для интерпретации темы «кэш».
Клиники Немецкого Имплантологического центра — имплантация зубов: цены, этапы и сроки имплантации.
Номадическое шоу включало в себя разного уровня проекты, которые по-своему окликали пространство или включались в него. Более прямолинейно, как в проекте «Антимиры» группы Antibody Corporation или у Мерседес Стурм-Ли в работе «Выходя из сумрака». Или строя пространство ассоциаций, как в проектах «Старше, чем любовь» Эрики Делленбах и «Спекулятивный пузырь» Рафаэля Сайара. Или сквозь призму камеры-обскуры, как в проекте «Триумф сада» Маартена Хейкампа.
Важно отметить, и это сделал симпозиум: номадическая рамка проекта обрела самые разные уровни интерпретации, что позволило зафиксировать ее в качестве главного кэша, той главной ценности, которую требуется сохранить и которая должна стать главным артефактом будущего музея Ширяевской биеннале.
***
Сделаем переход в пространство Самарского художественного музея, где в рамках Ширяевской биеннале работала выставка «КЭШ – ОТ СИМВОЛА И МЕЧТЫ К СУРОВОЙ РЕАЛЬНОСТИ», которую предложил шведский куратор Мартин Шибли.
Выставка в белом кубе зала предлагала сконцентрироваться на содержании каждой работы.
«Медвежья шкура» Конни Блом и Нины Слейко-Блом развивает близкую предыдущему проекту тему. Она предъявляет в качестве артефакта контракт сделки художника с куратором, который становится пропуском на выставку. В этой работе художники предлагают зрителю для осмысления тот невидимый порядок экономической власти, который четко указывает, кто здесь главный оценщик. Фокус оценки дрейфует по полю невидимых иерархий арт-рынка и оставляет вопрос открытым: остается ли у искусства в социуме другой кэш, который не был бы связан с выгодой и растратой?
Художник Кит Бантинг подходит к теме с другой стороны: он продвигает идею, согласно которой все люди обладают тем или иным капиталом, который каждый способен оценить самостоятельно, а также торговать им. Вместе с тем банкноты с изображением художника, которые предъявляются в качестве индивидуальной валюты, становятся еще и своего рода удостоверением ценности его искусства, которую никакие другие деньги не способны представить.
Работая с довольно разными контекстами, которые вскрывают невидимые взгляду разрывы и разломы глобального миропорядка, художники уподобляются философам. «Видимое и невидимое» – так называется фильм Оливера Ресслера, который позаимствовал свое название у работы французского феноменолога Мерло-Понти, обыгрывая его тезис «Мир есть то, что мы воспринимаем». Художник предлагает зрителю включиться в медитацию на тему гуманитарной катастрофы глобального обмена и, быть может, прийти к сходным с художником выводам, касающимся развенчания капиталистического мифа о том, что безбедное процветание глобального Севера никак не связано с нищетой Юга.
Йонас Лунг развивает эту тему в игровом формате, предлагая зрителю нарезку фрагментов из известных художественных фильмов. Их объединяет фигура своеобразного «учителя», которым может быть законодатель моды, продающий душу дьяволу финансового успеха и власти над миром, брокер, делящийся странными правилами своей профессии, позволяющими, опять же, иметь огромный доход, прочие фигуры эфемерной экономики.
Работа Сесилии Парсберг дает две проекции взгляда на феномен попрошайничества, которое лишается сегодня своего жертвенного ореола и представляет собой более успешную бизнес-стратегию. Выставка содержит также документальный фильм Мерседес Стурм-Ли, в котором она вступает во взаимодействие с охотниками на лосей, рисунки Альбы Энстрем, обыгрывающие тему социального статуса изображения сегодня.
Отдельно имеет смысл обратить внимание на двойную инсталляцию Хуана Кастилио, в которой лаконично и визуально изысканно ставится вопрос о капитале самой идеи, а также о праве визуальной проекции образа присваивать себе реальное пространство. Если в первой работе слово «идея» на 40 языках находит ироничный образ, когда появляется и исчезает на лбу глубоко дышащей девушки, закрывшей глаза, то во второй фраза «забери свой образ», начертанная на растяжке, поставленной на фоне меняющегося пейзажа, сгорает, как бы освобождая изображение (или все-таки пейзаж?) от символических оков технического формата производства образа.
Кураторский проект Мартина Шибли подключает российского зрителя к обсуждению проблемных зон глобальной экономики, где художник в структурах жизни постфордистского производства теряет возможность работать с социальным пространством в привычных схемах прямого противостояния «творца и толпы». Тем не менее, став частью этой системы, он рискует играть на флейте новых глобальных зависимостей собственные «чудесные» мелодии.
***
Программа биеннале включила в себя еще один кураторский проект. Речь идет о специальной программе «Экология художественного пространства» московского куратора Виталия Пацюкова, который предъявил, как должен выглядеть кэш вневременной ценности искусства, а по своей фактуре работы с пространством экспозиции оказался в перекличке уже с самим номадическим форматом.
Куратор поместил работы известных российских художников в общую стационарную экспозицию Музея Алабина, создавая, таким образом, новые зоны восприятия и способы производства смыслов, не предусмотренных исходной экспозицией, но в ней как бы потенциально обнаруживаемых.
Работы даны во временном диапазоне 1972–2016. Они, как и имена их авторов (перечень включает Илью Кабакова, Владимира Тарасова, Леонида Тишкова, Олега Кулика, Дмитрия Александровича Пригова, Ираиду Юсупову, Александра Долгина, Виктора Скерсиса, Михаила Рошаля, Геннадия Донского, Сергея Катрана, Марину Фоменко, Владимира Смоляра, Владимира Селезнева, Артема Го), говорят сами за себя.
Размещение работ в неоднородном по экспозиционному решению пространстве, к тому же еще и заполненному различного рода историко-культурными артефактами, заставляет их достаточно своеобразно с ними резонировать. К примеру, известная работа Ильи Кабакова «Полетевший Комаров» 1972 года обретает еще и новую информационную оптику, чем открывает, возможно, новую страницу самарского краеведения. Действительно, а что это краеведение знает и может рассказать «о нереализованных возможностях человека, о его особых состояниях, критических ситуациях, позволяющих преодолевать силу гравитации и парить в небесных слоях»?
Или работа Марины Фоменко «Альт и лотос» вовсе расширяет границы краеведения, выводя представление флоры и фауны в глобальную проекцию обсуждения экологических проблем.
«Экология пространства», фигурирующая в названии выставки, связана с внедрением в смысловую органику стационарной экспозиции имплантов другой – не информационной – культуры, которые переключают внимание на подавляемые ее исходной логикой смыслы. Новые артефакты как бы «уводят» зрителя из основной экспозиции с тем, чтобы вернуть небезразличные для ее живого человеческого восприятия отношения. Или, цитируя уже самого куратора: «Космическое тело, оказываясь в нашей повседневной жизни, превращается в особый организм, способный полностью изменить обычное человеческое существование, наделив его волшебными качествами и смыслами».
Вопрос о трансформации пространства был затронут Виталием Пацюковым и на симпозиуме «О музее нематериального», когда он предложил Ширяевскую биеннале рассматривать еще и как форму вторжения культуры в природу, и как способ задания их нового равновесия. Взяв в качестве примера проект Ильи Саморукова и Марии Крючковой «Обмен и любовь», он показал, как окликается здесь природа, как возникает органика взаимодействия зрителя и художника. Имея последствия в отношениях пары, этот оклик участвует и в задании новой органики территории: в нее вошла вода, по которой уплывает в одиночестве юноша, обмен перевешивает любовь.
На биеннале были еще две работы, которые работают с пространством и как с живым организмом, и как с символическим телом. Речь идет об «Ожерелье для горы» польских художников Доминики Скутник и Марека Франковски, которые осуществляют новый ритуал. Они буквально возвращают земле драгоценные камни (художники замуровывают их в горе), символизируя этим жестом предложение другой формы обращения человека с природой – не опустошать природу ради эфемерных ценностей, но возвращать земле отнятые у нее дары.
Самарские художники Дарья Емельянова и Дмитрий Кадынцев в очень красиво выстроенной работе «Вытеснение» предлагают увидеть в форме яйца, выполненного из известняка, который добывался в местных горах, знак вытеснения жизни из тела природы и одновременно напоминание о необходимости возрождения земли.
Номадическое шоу включало в себя разного уровня проекты, которые по-своему окликали пространство или включались в него. Более прямолинейно, как в проектах группы Antibody Corporation, или строя пространство ассоциаций, как в проекте «Триумф сада» Маартена Хейкампа, сквозь призму камеры-обскуры воспевающего в разных состояниях дня – и каждый раз неповторимо – продукт ширяевского огорода.