Рецензия на последнюю премьеру театра «Грань».
«Представление, направленное на использование всех имеющихся художественных средств для создания спектакля, обращенного сразу ко всем чувствам и создающего тем самым покоряющее публику впечатление исключительной полноты и богатства значений. В распоряжении этого театра находятся все технические средства (уже существующие и только появляющиеся), в частности новейшие виды машинного оборудования, меняющиеся сцены, аудиовизуальные технологии».
Такое определение дает тотальному театру Патрис Пави — виднейший теоретик театра конца ХХ века, большой знаток перемен, происходящих в театральном искусстве эпохи постмодернизма. Впрочем, сам же он признает, что ближе всего к сущности тотального театра были представления древнегреческого театра, средневековые мистерии и пышные барочные пьесы.
Может быть, поэтому театр-студия «Грань» (в лице его руководителя и главного автора всех спектаклей этого театра Дениса Бокурадзе) так тяготеет к произведениям позднесредневекового и раннеренессансного театра, а также к эпическим текстам.
Признаем, что эстетические поиски театра «Грань» близки по определению именно к «тотальному театру». Понятно, что это во многом диктуется его архитектурно-пространственными особенностями: маленький зал, крохотная сцена с навсегда закрепленными выходами, отсутствие подиума. Сцена настолько мала, что если выстроить всю труппу, места на ней практически не останется. Возникает острая необходимость обживать это пространство в разных конфигурациях: фронтально, диагонально, вертикально.
Отсутствие какой-либо машинерии (нет пространства под сценой, нет его и над — где можно было бы разместить что-нибудь моторное) заставляет использовать в открытую актеров, меняющих пространство, а попросту говоря, передвигающих мебель и другие аксессуары сценической обстановки. Этот прием используется почти во всех спектаклях «Грани».
Малое пространство и, вероятно, молодость и неопытность многих актеров труппы вынуждают режиссера прикрывать их музыкой, пластикой, звуком, светом, цветом и другими способами создания эмоциональной атмосферы спектакля.
При этом для воплощения всегда берутся очень серьезные произведения (как драматические, так и прозаические), в основе которых лежит одна проблема из списка вечных ценностей: Смысл жизни, Смерть, Любовь, Добро и Зло, Вера, вопрос «Что есть Человек?».
Выбор прозы Чингиза Айтматова в этом смысле идеален. То, что из всего романа взят фрагмент — легенда о Манкурте, — тоже понятно: театр тяготеет к притче, к нежеланию расставлять все точки над всеми i. В этой притче-легенде есть два полюса: есть мать и есть ее сын, манкурт.
Две равно важные, но не совпадающие темы: тема великой материнской любви, способной совершить невозможное; и тема человека, насильно лишенного памяти и способного убить собственную мать. Для нашего дня, пожалуй, вторая тема была бы актуальнее, но театр сосредоточился на первой. Это право театра. Тем более, что он доказал свой выбор смыслово-эстетическим построением спектакля.
В спектакле много удачных, точно выстроенных мизансцен, создающих мощное эмоциональное воздействие. Почти все они воплощены пластическими средствами. Стремление Матери (Екатерина Кажаева) и Сына (Арсений Плаксин) друг к другу мы прочитываем, когда они шагают по катящимся коротким площадкам, меняющим направление (их быстро двигают актеры, обозначенные как «Хор»), но ни разу не соединяющимися, не дающие героям соприкоснуться.
Очень выразительно Мать укачивает сына, ласково поглаживая, укладывая его. Образ горячей, ветреной пустыни создается резко взлетающими в четырех углах сцены бурыми плащами; не менее впечатляют кружащиеся плащи, превращенные в длинные, широкие юбки четырех мужчин — артистов хора (прием, много раз использованный Виктюком в его спектаклях, но не потерявший эмоционального воздействия на зрителя).
Образ Белой верблюдицы, мчащей Мать на поиски сына, тоже создают артисты хора (Аркадий Ахметов, Даниил Богомолов, Кирилл Стерликов, Василий Яров), покачивая героиню на плечах. Да и самое начало создает напряженное ожидание трагического исхода: в двух проемах на заднике сцены медленно поочередно кружатся два светящихся шара (Солнце и Луна), переплетенных путами.
А затем из-под четырех лежанок выползают человеческие руки, ноги, туловища: вероятно, то, что осталось от людей, превращенных в манкуртов. Далее они-то и станут Хором, но не безмолвным и не безэмоциональным, так как несколько раз им будет позволено произносить текст, глядя в зал.
Музыка Арсения Плаксина также удачно вписывается в общее стремление создать атмосферу неминуемой развязки. А вот текст Айтматова не сопрягается с художественным образом спектакля. Он существует сам по себе, а все остальные элементы спектакля просто как бы иллюстрируют то, что рассказывает (в манере чтения литературного произведения) Рассказчица (Елена Качиашвили). Рассказывает старательно, довольно внятно, но вне контекста спектакля. Иногда текст передается другим исполнителям, и он становится несколько более «родным».
По моим ощущениям (я не помню текст наизусть), текст перенесен из романа дословно. Вообще создается впечатление, что актерское существование в спектакле не нашло идентичного воплощения. Это, кстати сказать, самое сложное в эстетике тотального театра. Актер в нем — та идеальная марионетка, о которой мечтал еще Гордон Крэг.
«Идеальная марионетка» — это ведь не заводная кукла, механически повторяющая движения своего создателя. Это актер, способный мыслить (часто молча) и идеально точно (пластически, в первую очередь) воплощать идеи творца. Он важен так же, как и предметы на сцене и музыка.
Режиссер должен создавать напряжение на сцене, используя при этом игру пространства и игру актеров, только так можно создать театр эмоций. Но хочется надеяться, что спектакль, прожив какое-то время, соединит все элементы, в первую очередь актерское воплощение темы, и задышит полной грудью.
Театр-студия «Грань» (Новокуйбышевск)
Чингиз Айтматов
Манкурт
Слово о боге, о солнце, о себе
Авторы сценической версии фрагмента романа «И дольше века длится день»: Денис Бокурадзе, Виктор Трегубов
Художественный руководитель постановки — Денис Бокурадзе
Режиссер — Виктор Трегубов
Сценография и костюмы — Любовь Мелехина (Пермь)
Хореограф — Анастасия Шаброва
Композитор — Арсений Плаксин
Художник по свету — Евгений Ганзбург (Санкт-Петербург)