День, когда «гамак» взлетел. Часть первая

И я думаю, это была точка наивысшего взлета самарского рока. Большой старт. Если брать в расчет всю волжскую волну с Гримами, Чизами, Бажиндой и Волнами. Большой провал. Если никто, кроме горстки причастных, не помнит даже названий групп, игравших там. Ничего не говорят новым поколениям имена забытых героев. Есть еще и третье мнение — да, взрыва рока не случилось, но это к лучшему. Хочу разобраться, хоть и поздно.

Мой взгляд очень пристрастен — я участвовал в организации фестиваля, был в жюри (кажется) и даже немного продюсировал, наверное, так можно назвать. И это было в самое рок-н-рольное время в истории города.

Путь рока: Куйбышев — Самара

В конце 80-х в Куйбышеве буйно расцвел местный рок. Группы, конечно, были и раньше. Многие герои статьи, к началу перестройки и рок-революции были вполне взрослыми и опытными музыкантами, но это были единицы. Они и сейчас продолжают, кто жив.

Город был внесён в поп-историю — в 1984 году Саша Астров и “Час пик” записали в кафе универа первый советский рэп. Но об этом никто не знал тогда, да и сейчас так же. На смену блюзу, биг биту и рок-н-роллу, очаровавшему поколение Сашбаша, пришел пост-что-угодно-модерн. И молодежь 80-х больше прислушивалась к новой музыке — так называлось всё, скопом, от Stooges и Can до INXS и KLF. Да, мы уже слушали кое-что в 1991 году, немного, но упорно.

Охота за новой музыкой — отдельная тема. Новая группа, новый звук, новый альбом кардинально меняли картину мира. Открытие Joy Division или Джа Дивижн переворачивало человека. Иногда — навсегда. Конечно, как не скучать по таким временам — послушал альбом — стал другим человеком. Повзрослевшим? Не факт. Но то было лучшее время для таких открытий-откровений: “а это Ник Кейв, певец мой любимейший…”

Первые герои

Мозговым центром рок-тусы в Самаре был перворэппер Саша Астров. Диджей и журналист, не музыкант. Работал в “Волжском комсомольце” в пору нобелевского лауреата Муратова и народного депутата СССР Соколова. Привозил в Куйбышев музыку — в записях и живьем. Это был отдельный шок, но никто опять же не просекал, да и как понять и поверить, что никому неизвестный Цой в “Согласии” — одно из главных событий в культурной жизни города за все 80-е? И точно — самое легендарное.

Астров привозил всех кого мог, писал статьи, просвещая нас, ездил на фестивали в Прибалтику, общался там с людьми из 4 AD и Джоном Лайдоном — вел жизнь совершенно легендарную и логично уехал в Эстонию, тогда еще советскую, но было ясно, что это оч ненадолго. Это был уже конец 80-х и рок-фестивали, регулярные концерты начали проходить не только с приезжими, но и с местными. А в 1990 году начался “Самый Плохой”. Придумал его Руслан Татаринцев, вдохновившись песней Пети Мамонова. Петя со Звуками тоже были тут — Астров привозил в парк Горького — поэтому, что значит “самый плохой” мы понимали хорошо — сами видели.

Руслан подхватил эстафету Астрова — во-первых, стал активно писать про рок-музыку в том же “ВК”, во-вторых, занялся организацией концертов. Еще Руслан издавал машинописный журнал “А” — я там даже публиковался. И он, конечно, собрал свою банду — Revelation to John. Группа тоже играла на втором “Плохом”.

Татаринцев был настоящий постмодернист. Ходил в генеральской шинели и с косичкой. Его первой площадкой по продвижению передовых идеи была областная комсомольская газета, но тексты были ироничны и едки, как ни в одном подпольном журнале. Который Руслан тоже издавал — собственноручно на печатной машинке под копирку. Он делал без особого разбора все, что было самым крутым и модным. У него было прекрасное чутье на все новое + своя интонация. И это единственно верный рецепт postmodern as it was.

Плохие и хуже

Фестиваль — как раз про это новое, готовое гордо назваться “самым плохим”, даже без тени иронии. В 1990 прошел в Гамаке — Дом молодежи так называли — первый “Плохой”. Он тряхнул дополнительно наш рок-мирок, и ко второму фестивалю в городе оформилось до фига новых банд, самого разного фасона.

Вот как сам Руслан писал в газете “Кумир”:

“У нас уже появились НОВЫЕ “НОВЫЕ” — действительно интересные и разноплановые молодые команды. Это и пост-панк во всех его проявлениях (от авангарда до танцевухи) — Урбан Гад, Revelation to John, Лес, Леший и Повешенный и др. И концептуальный инструментал — ЛСД и МАД. И совковый мейнстрим Нервных людей (а-ля Бригада С, Ноль и др.). Эксперименты РСД (Рок-н-ролл средней дауности) и пробы Шизы по внедрению джаз-рока. Ностальгия Алмазного круга по 60-м. Плюс классная пестрая подборка тольяттинских команд”.

Много ли из этих названий на слуху сейчас? Увы, ни одного. А нам тогда казалось, что Самара и Тольятти — такой коллективный русский Манчестер. И слава наша будет не меньшей. Почему именно Манчестер? Так, Самара — большая, совсем не столичная, и мрачно-индустриальная — русский аналог Манчестера, в котором — это главное — было то, чего хотелось нам.

Наш Манчестер

Первое — нервозное, могильное очарование пост-панка, темная харизма Joy Division — знаешь, что Кертис поставил Идиот Игги Попа и под него повесился? Сам Иэн, изможденный и несчастный был так непохож на рок-звезду, и так похож на соседа, косящего от армии и на учете в ПНД…

Второе — Madchester. Ведь только-только мы узнали про очередную волну местных групп — Stone Roses, Charlatans, Happy Mondays. Багги — стиль с явным влиянием психодела 60-х, изрядной долей стеба и очень заметной рейв-начинкой. Это была наша музыка. Соединяющая эпохи. Надо сказать, этих “наших” было немного. Человек тридцать-пятьдесят. Но это собственно и была туса — журналисты, музыканты, студенты, почти дети — тому же Руслану только исполнилось 20. И главный хит в репертуаре его группы назывался My Love Live In Manchester.

А еще из Манчестера были Smiths и New Order, клуб Hasienda и лейбл Factory. В общем это был мрачный город-мечта, что для ребят выросших в Куйбышеве и Тольятти вполне объяснимо.

Продолжение следует…