Мнения: ,

У самарских собственная гордость

26 сентября 2016

svezhaya-gazeta_2016_15-16-94

Эх, и гордимся мы собой!

Самарский народ – народ особенный. Помню, отвечаю я в Гнесинке лет 40 назад на занятиях по немецкому, рассуждаю про место своего рождения. Светоч наш, наша гнесинская КГБ, Куборская Галина Борисовна, с растущим удивлением вслушивается. А я от растерянности (язык-то все же чужой, туговато поддается) говорю, что наша Самара – место совершенно особенное. Ганц безондерс, так сказать. И население тоже. КГБ резонно переспрашивает: «Ну и чем же оно такое особенное?» – «Да вот вы бы сами посмотрели». Ну и посмотрит. Лет через 20 станет в Самару ездить, чтобы вместе со своим мужем, замечательным чувашским поэтом Геннадием Айги, участвовать в русско-немецко-чувашско-шведско-еврейских поэтических посиделках.

Самарские фламинго

Да, общество смешанное. Из кого же оно состоит? Каков он, «самарского народа атом»? И почему он такой? Что, кормят нас чем-то особенным? Ведь, как известно, человек есть то, что он ест. Видим это на примере фламинго. Основная его пища – красноватые мелкие рачки, криль. С трудом верится. Но зоологи всерьез утверждают: наешься вдоволь криля – покраснеешь. Если ты фламинго, разумеется. Мы следуем тому же закону природы, что и фламинго: много в пище криля – и пламенеют наши перья. Меньше криля – бледнее оперение.

Вот и мы. Кто пламенно-ал, кто бледно-розов. А где нас пасут? Щиплем зеленую травку языка, произрастающую на родном духовном пространстве.

Самарские кулебяки

Щиплем. Пламенеем. Самоорганизуемся. Общество наше слоисто. По аналогии со структурой слоеного пирога: сначала пекутся блины. Блин (в хорошем смысле) – прослойка лука. Блин – прослойка мяса. Блин – прослойка картошки. Блин. Все вместе взятое засовывается в духовку.

Это самоорганизация по вертикали. По горизонтали действует другой принцип. Назовем его «Принцип кулебяки». Четыре угла. По ним и разбегаемся. Художники. Музыканты. Литераторы. Кто-то и в четвертом углу копошится, не вижу, кто.

На самарском языке

Язык потихоньку меняется, Пушкин это холодно наблюдал – он мужественный. А мы горестно замечаем. И то сказать, почти два уж века прошло со времен его «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет».

Вот и заметы с тех пор изменились, стали заметками. Нимфы – нимфетками, фанатики – фанатами, зонтики – зонтами. Волнующие стали волнительными, задуманное – задумками. «Перекувыркнуться» (от слова «кувырок») превратилось в «перекувырнуться».

А вот приключения буквы «д» из смешной методички, в которой глава называется «Педагогический подчерк». Автор методички более чем убеждена, что слово «почерк» пишется через «д». Что за «д»-любивые процессы бурлят в нашем языке? Вот и слово «поскользнуться», отлично обходившееся всегда без «д», теперь народ наш превращает понемножку в «подскользнуться». Заголовочек явно авторский, самостоятельно сочиненный: «Подчерк». В оглавлении тоже «подчерк». То есть не случайная опечатка, но твердое убеждение пишущего. Радуюсь этому «подчерку». А через абзац, уже в тексте, читаю: почерк. Вот и улику нашла! Автор(ша) просто украла свою методичку из Интернета, даже и не прочитала. А там, видно, кто-то более грамотный писал.

Не критикую. Это просто помарочки, жучки да блошки. Не специфически самарские. По всей России расплодились. А наши, местные виды каковы? Воронежские друзья приехали, удивляются: «Как у вас в Самаре странно говорят!» – «А что такое?» – «Мы спросили, можно ли до вас доехать на автобусе № 50. А нам ответили: «Да неужели…» Что это такое – «да неужели»? Как это понять?» А на себя, кума, оборотись! Мой друг, художник родом из Рязани, укоризненно качает головой: «И вы, Наталья Анатольевна, так говорите?!» – «А как?» – «У вас помидора – женского рода». – «Ну да. А она какого?» – «Мужского». Родов не различаем!

Мальвианцы

Роль сорняка в Самаре с успехом выполняет мальва. Заросли этих разноцветных растений заполоняют самарские газоны. Цветочек, казалось бы, мусорный, а как присмотришься да вчитаешься в поэтические научные его описания! Не могу не привести их, эти ласковые слова ботаников о мальве: «Лепестки глубоковыемчатые, продолговато-обратнояйцевидные». Ох, красота! И как метко сказано! Обратнояйцевидные!

Вот и нас, обратнояйцевидных и глубоковыемчатых, собрал под своей эгидой литературный музей. Любительское литературное объединение «Мальва» очень поощряло поэтические и прозаические цветочки разных оттенков – а мальва ведь, не писательская, а настоящая, цветочная, бывает и розовой, и бордовой, и вишневой, и желто-лимонной, и почти черной, и, наоборот, почти до белизны доходит. Переопыляется, очевидно, отсюда многочисленные вариации цвета.

Долго произрастали мы на литературном газоне. Переопылялись. Потом засохли в виде нескольких альманахов и, кажется, выродились.

Резюмируем пока то, что описали выше, чтобы не терять из виду целостность самарского сообщества и методы его самоорганизации. Расплыв, слоистость, кулебячность, переопыление. Смешение народов, племен и времен.

Назад к счастливому прошлому

Оно нас оберегает. Мы собираемся раз в год полюбоваться боем Тимура с Тохтамышем, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что за столетия от 200-тысячной армии Тимура только пятеро всадников осталось, а у Тохтамыша в распоряжении – не столько войско, сколько одна лошадка, серая и кроткая, как мышь.

Мы ездим на день рождения к Репину – и как-то я с сильным душевным движением обнаружила за столом рядом с собой Илью Ефимовича и его молодого товарища, художника Васильева. Причем Репин на меня внимания не обратил, а вот Васильев угощал и угощал, вовсю о даме заботился. (Идеально гримируют артистов СамАрта!)

По гороскопу я Рак. Я же и Бык. Ракобык прёт во времени назад, ломится сквозь чащобу со страшной силой. Вот и я дошла уже до раннего средневековья. Думала, только в виртуальном движении перемещаюсь сквозь дебри прошлого. Нет, вот и в реальности оказалась на краю губернии и на краю исторического времени. Христианство еще далеко впереди. Тут поклоняются Камню. Свои моления и ведьмы на Камне проводят. Просят о дожде. И ведь получают. Подвели и меня к языческому капищу. Я соблюла осторожность: не будучи адептом камнепоклоннической религии, ни о чем Камень просить не стала.

У меня есть и свой камень. Правда, не такой большой. Это обкатанный морем булыжник, коричневый, с белым языком на боку. Когда-то он находился в более почтенном обществе. Лежал в качестве пресс-папье на столе у вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Потом проделал путь из летней царской резиденции в Ливадии к нам в Самару. Лежит у меня на пианино, каши не просит. И я у него ничего не прошу.

Резюме самарца

Мы благорасположены друг к другу; мы легко кучкуемся и с удовольствием тусуемся; мы мечтательны ужасно (почти как Татьяна Ларина!), мечтательная расплывчатость помогает нам существовать в рамках мифологического сознания (сами же и творим Самарский Миф); мы набиты всякой неожиданной ученостью; воинствующие ксенофобы всего мира – это не мы; мы легкомысленны и доверчивы, как дети, и поэтому гордимся всякой чепухой. Ну что за объект гордости, скажите на милость, то, что у нас в городе – бункер Сталина? А чем нас уж так греет сознание того, что наша площадь Куйбышева – самая большая в Европе?

Льстим себе. Видим себя через розовые очки. А какими глазами видит нас благорасположенный к нам писатель? Иван Дмитриев, современник и друг Пушкина: «Везде давал волю моим мечтам, начиная мою прогулку всегда с готовой в голове работою. Потом спускался на воложку или к заливу Волги. Там выбирал из любого садка лучших стерлядей и привозил их в ведре к семейному обеду. Потом клал на бумагу стихи, придуманные в моей прогулке».

Глеб Успенский о самарских крестьянах: «Крестьянский ум работает, работает сильно, много, наблюдает всевозможные мелочи, знает и видит человека насквозь, не жалеет своей спины, рук, сил, стремится не обидеть, не обчесть человека».

А. Н. Островский: «Город большой, купеческий, жизнь благочестивая, семейная, без удовольствий».

Кому что. Кому мечты да стерлядь, кому купеческое благочестие. Стерляди с годами всё меньше, благочестия, похоже, тоже. А мечты – они всё там же, всё те же. И всё то же в них: стерлядь да благочестие! Все-таки мы особенные. Вскормленные не только словом, но и стерлядью. Почем, интересно, она на Губернском рынке?

Наталья Эскина

Музыковед, кандидат искусствознания, член Союза композиторов России.

Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета»,

№ 15-16 (103-104) за 2016 год (сентябрь)

pNa

Оставьте комментарий