В Самаре есть один человек, который вечно куда-то летит. Это моя подруга, журналист Света Внукова. Вот уже три недели я не могу до нее дозвониться. На мои письма она тоже не отвечает. Если бы речь шла о другом человеке, я бы решила, что этот человек на меня сильно-сильно за что-то обиделся. Но про Внукову я точно знаю: она не отвечает на звонки и письма, потому что вечно куда-то летит. Я решила написать о ней. Ведь для того, чтобы читать статьи о самой себе, надо хотя бы на несколько минут остановиться.
Мы познакомились со Светой, когда я только-только родила ребенка и сидела дома. Это было очень странное время. Нагрянувшие с поздравлениями друзья и родственники наперебой загалдели: «Ну вот, теперь ты наконец-то сможешь снова писать!» Снова писать?! Мысль о том, чтобы не предаваться суматошным радостям материнства, а «снова писать», повергла меня в такую тоску, что, вернувшись с дочкой домой, я трое суток прорыдала горючими слезами. Мои перепуганные родственники долго думали, что это каким-то образом связано с тяжким первым опытом грудного вскармливания, и усиленно пичкали меня калорийными продуктами, от которых молока не прибавлялось ни на полстакана, зато слезы текли еще сильнее. Как только калорийные продукты закончились, а родственники уселись вокруг меня, чтобы выслушать мое официальное заявление о том, что в ближайшие три года я не намерена ничего писать, зазвонил телефон. Это была Внукова, которую я тогда не знала.
Она сразу взяла быка за рога. Она даже разговаривала со мной пугающим басом – и когда мы встретились с ней лично, я очень удивилась, что эта малюсенькая Светка так густо звучит по телефону. Впрочем, скоро выяснилось, что по образованию она актриса, читала труды Ежи Гротовского и владеет разными фокусами по повышению и понижению тембра, а еще умеет гасить пламя свечи таким выдохом, которого вы даже и не заметите.
Она сказала, что видела меня по телевизору и хочет видеть лично. Она сказала, что в «Волжской коммуне» очень нужны авторы. Когда я заныла, что у меня только что родилась дочка и я хочу ее растить тихо, без всякой журналистики в семье, Внукова восторженно воскликнула, что ей как раз нужны тексты, написанные молодой мамой. Попутно она сообщила, что терпеть не может детей, в том числе и своих собственных.
Я решила, что там замешана какая-то жуткая семейная тайна. Впоследствии оказалось, что тайны никакой нет, у Светки Внуковой два замечательных сына, но ни один из них ей не нравится. Также ей не нравилась она сама, но насколько – об этом я узнала много позже. А пока вокруг меня плотной стеной стояли родственники, и в то время как я впадала все в большее уныние от басовитого гудения Внуковой в трубке, их лица приобретали все более торжествующее выражение: родственники смекнули, что на том конце провода сейчас находится человек, который не отлипнет от меня, пока я не соглашусь на все его условия. И они не ошиблись: Внукова заставила меня прийти в редакцию и написать текст от имени молодой мамы, потом еще один текст, потом еще и еще. Так мы с ней познакомились.
Здесь надо ненадолго отвлечься и уточнить, что это было двадцать лет назад, и тогда по-другому выглядела не только моя дочь, в которой было чуть больше полуметра роста, но и сама Света Внукова. Лет восемь назад с ней произошла метаморфоза, которую до сих пор многие воспринимают весьма неоднозначно. Света, всегда имевшая чудесные волосы цвета спелой пшеницы, неожиданно решила, что на самом деле она – роковая брюнетка, и перекрасилась в жгучий черный цвет. Это повлекло за собой столь же кардинальные изменения в гардеробе. Теперь я то и дело слышу от Внуковой: «Это мне не идет. Это слишком холодный цвет для меня». Но это сейчас, а когда мы познакомились, она была пшеничной блондинкой и не придавала особого значения тому, холодный или теплый цвет преобладает в ее нарядах.
Я сразу поняла, что Внукова – особенная, потому что уже при первой встрече она рассказала мне историю про любовь. Это была история про сумасшедшую женщину Ханну, влюбленную в своего лечащего врача. Узнав о том, что к врачу приезжает его молодая и прекрасная жена, Ханна прокралась на больничную кухню (дело, конечно же, происходит в психиатрической больнице, а где же еще?), похитила там огромный тесак для разделки мяса и птицы и пешком направилась на железнодорожную станцию через глухой лес. Ночью. Одна. Что именно было дальше, я уже не помню, а спросить не у кого, потому что Внукова, как вы знаете, уже три недели не отвечает ни на письма, ни на звонки. Но если она появится, я непременно у нее выясню. Сейчас я могу лишь сказать, что история Ханны меня потрясла до глубины души, и я поняла, что ради Внуковой, рассказавшей мне эту историю, я готова нарушить обет не писать ничего три года. Тем более что вскоре после истории про Ханну Внукова рассказала мне еще одну историю, и тоже про любовь. Это была история о том, как один крупный чиновник из городской администрации полюбил простую продавщицу с рыжими волосами и что из этого вышло. А потом была еще одна история – как Светкин муж пошел вместе с ней на рынок, и они купили ей босоножки на платформе, которая развалилась, не успела Светка дойти обратно до дома. Потом была история про то, как одна страшная старуха в девятиэтажном доме нагадала одной девушке прекрасного принца, а та ей в ответ дала тушку обшаровского цыпленка…
Стоп. Вот на этом самом месте и начинаются наши со Светкой чудеса. Дело в том, что все это время, пока Внукова вещала басом в телефон, рассказывала истории про Ханну и всех остальных, перекрашивалась из пшеничного цвета в черный, моя дочь – росла. И однажды доросла до чтения баллад Роберта Бернса. Из всех баллад моя дочь предпочитала читать те, что о любви. А самая ее любимая – вот эта:
Ах, тетя, совета прошу я!
Пропала, попала я в плен.
Обидеть родню не хочу я,
Но всех мне милее Тэм Глен.
С таким молодцом мне не надо
Бояться судьбы перемен.
Я буду и бедности рада,
Лишь был бы со мною Тэм Глен.
Дальше лирическая героиня рассказывает о том, как она постоянно гадает и как ей выпадает этот самый Тэм Глен, но она все-таки хотела бы немного подтасовать колоду карт в свою пользу и для вящей надежности обращается к тете – которая, очевидно, и есть главная гадалка:
Кто ж, тетя, возьмет меня замуж?
Ты мне погадай, а взамен
Я черную курицу дам уж,
Но только скажи, что Тэм Глен.
И вот представьте себе ситуацию: у меня на кухне сидит Внукова, которая воодушевленно рассказывает о той самой девушке с обшаровским цыпленком, а моя дочь только что прочитала балладу про Тэма Глена. Мы с Внуковой никак не могли счесть такое совпадение случайным и по этому поводу немедленно выпили по глотку дагестанского коньяка. А когда человек в компании с другим человеком пьет коньяк, он непременно найдет в жизни не одно, а тысячу совпадений. Вот так и у нас с Внуковой получилось. Очень много у нас оказалось общего, не только эта волшебная курица. Столько радостей и печалей у нас совпало за эти почти 17 лет дружбы, что все и не вспомнишь. Разные мы со Светкой лишь в том, что она летит, а я, скорее всего, скачу вприпрыжку, если со стороны посмотреть.
Конечно, найдутся буквоеды, способные придраться к частностям. Скажут, например, что ничего общего между этими двумя историями нет, что обшаровская курица – белая, а курица из баллады Роберта Бернса – черная, и что если первая курица является заурядным гонораром колдунье, то вторая, доживи она до наших дней, давным-давно перешла бы в разряд артефактов… Ну и много еще могли бы наговорить нам с Внуковой разные буквоеды, но тем и хороша моя кухня, что вход буквоедам туда закрыт.
Екатерина СПИВАКОВСКАЯ
Публицист, лауреат премии Самарской организации Союза журналистов РФ «Золотое перо 2016».
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре», №№ 1–2 (109–110), 2017, Январь