По давней традиции каждый концертный сезон Самарская филармония начинает яркими событиями фестиваля «Самарская осень». Как и прежде, открытие фестиваля 2016 года приурочено к Международному дню музыки. В программе концерта-открытия – музыка Сергея Прокофьева, 125-летие со дня рождения которого отмечается не только в России, но и во всем мире.
Самарской публике были представлены два прокофьевских шедевра – Симфония до минор соч. 44 и Фортепианный концерт До мажор соч. 26. Сочинения Прокофьева прозвучали в исполнении Академического симфонического оркестра под управлением народного артиста России Михаила Щербакова и лауреата XV Международного конкурса имени П. И. Чайковского пианиста Дмитрия Маслеева.
Для концерта были выбраны диаметрально противоположные и по существу, и по средствам воплощения произведения великого русского композитора. Их связывают, может быть, лишь два обстоятельства: автор и номер 3 в списке жанров в перечне сочинений Прокофьева. Соседство Концерта № 3 и Симфонии № 3 в одном вечере обнаруживает два крайних полюса образного мира прокофьевской музыки: мир светлой радости, бьющей через край жизненной энергии, тончайшей лирики и мир мрачной мистики, жестокого противостояния, инфернального ведовства.
Личность Прокофьева – композитора, пианиста, дирижера и даже литератора – своеобразно отразилась в программе концерта. Особенно это касается симфонии. Отменный литературный вкус и органичное чувство драматургического развития стали основой для рождения музыкальных идей, инициированных символистским романом В. Брюсова «Огненный ангел». Будучи в поездке по США в 1918 году, Прокофьев познакомился с романом. В течение последующих восьми лет ни сюжет, ни образы романа не отпускали композитора. Он постоянно возвращался к фаустианской теме, явленной в обличии и чувствованиях русского символизма. В результате сложилось музыкально-драматическое произведение – опера «Огненный ангел». Ее путь на сцену оказался чрезвычайно тернистым, лишь спустя два года после смерти автора опера была поставлена в Венеции. Как бы предчувствуя это, Прокофьев в 1928 году переработал часть оперы в симфоническое произведение, которое и стало Симфонией № 3. Уже в следующем году она была исполнена в Париже.
Ощущение символистской основы внемузыкальной идеи симфонии, глубина погружения в инфернальную стихию, острота противостояния музыкальных образов, несомненно, связывают ее с оперой «Огненный ангел». При этом эпический жанр симфонии диктует свои законы восприятия, в нем могут возникать различные обобщения и аналогии, впрочем, до известного предела. Музыка, наиболее абстрактное из искусств, в таком сочинении, как Третья симфония Прокофьева, обнаруживает свою символическую природу. В символе, как известно, мы понимаем лишь часть, и то весьма малую. Темная глубина уходит, ускользает от понимания. Поэтому так многозначно символическое искусство и музыка в особенности. Однако в Третьей симфонии Прокофьева внемузыкальные смыслы, рожденные музыкальной рецепцией, выстраиваются в некую симультанную декорацию, где ужасы и трагедии всего XX века предстают в чудовищной одновременности (даже несмотря на дату создания произведения). Музыка симфонии пронизана мистическими звучностями отнюдь не театральных подобий демонических сил. В интерпретации маэстро Михаила Щербакова Третья симфония, помимо названных выше качеств, явила и свою стройную архитектонику, звучащая форма предстала вместилищем многообразия средств новаторского музыкального языка композитора.
Завершенный в то же десятилетие, что и Третья симфония, а именно в 1921 году, Третий фортепианный концерт представляет собой совершенно иное произведение и по форме, и по жанру, и по образному строю, и по духу. Казалось бы, не слишком подходящая эпоха на дворе, чтобы писать такую жизнерадостную музыку, но ведь тайны творческого процесса никем еще не изучены. Говорят, Бетховен сочинял свои самые веселые рондо, когда его одолевали желудочные колики. Но не только жизнерадостностью содержательный мир концерта ограничен, в противном случае он не был бы творением великого Прокофьева.
И здесь есть тайна, но не ведовская. Есть здесь и мистика, но не оккультная. Есть и противостояния, но они не антагонистичны. Концерт совершенен во всем. Он любим и исполнителями, и публикой. Третий фортепианный концерт – наиболее часто исполняемое произведение Прокофьева. Сегодня кажется странным заявление одного критика после чикагской премьеры концерта, назвавшего его «футуристической картиной, составленной из шумов». Концерт являет собой совершенство формы, узнается по изощренному музыкальному языку, играет особым прокофьевским гротеском и при этом не лишен тонкого лиризма.
Исполнение Дмитрия Маслеева напомнило известную запись 1932 года, в которой мы можем услышать Прокофьева-пианиста, солирующего в своем Третьем концерте. 1 октября слушатели стали свидетелями почти что реинкарнации прокофьевского исполнения. Пианист, находящийся в превосходной форме, представил безупречное с технической стороны исполнение, ансамблевую чуткость в координации с оркестром, волю к метротектонике (после несколько замедленного вступления оркестра к теме вариаций второй части деликатно, но настойчиво перевел всю оркестровую массу в свое движение). Особенной упругой пластикой, почти скульптурной лепкой отличались в исполнении Маслеева лирические эпизоды концерта.
Первый концерт фестиваля «Самарская музыкальная осень» состоялся. Как того ждали и слушатели, и исполнители, он стал событием в культурной жизни города и достойным вкладом в празднование юбилея великого русского композитора.
Дмитрий ДЯТЛОВ
Пианист, музыковед. Доктор искусствоведения, профессор СГИК.
Фото Михаила ПУЗАНКОВА
Опубликовано в издании «Свежая газета. Культура», № 17 (105) за 2016 год