22 декабря Евгению Дробышеву исполняется 65 лет.
Если бы меня спросили, какую главную черту характера Евгения Борисовича Дробышева я могла бы выделить, я бы ответила: «Несуетность». Вот такое странное для театрального творца свойство. Он вообще во многом не похож на классического театрального деятеля: не громок, не завистлив, не умеет интриговать. Он просто делает свое дело: вот уже более тридцати лет создает свой театр.
И его театр живет, несмотря на закон, сформулированный классиками: мол, театр может жить десять лет, а потом умирает (творчески, как вы понимаете). Театр Дробышева «Самарская площадь» живет, не обращая внимания на все перипетии последнего тридцатилетия.
В 80-е я впервые увидела Евгения Дробышева в зале Сызранского театра драмы. Мне было известно, что он – сын большого профсоюзного чиновника, что окончил Куйбышевский политехнический институт и режиссерский факультет Театрального училища имени Щукина. Известно, что рекомендовал его в Сызранский театр куйбышевский драматург Владимир Ильич Молько, чьи пьесы и инсценировки часто ставились в этом театре.
Евгений сидел в зале бледный, и, по-моему, его сотрясала дрожь. Ему надо было что-то объяснять актерам, но он с трудом выдавливал из себя какие-то звуки. Евгений Борисович заикается с детства, сейчас его это не отвлекает, он спокойно выходит перед любой публикой и объясняет всё, что нужно, вполне внятно. Тогда же в ужасе перед сызранскими актерами не мог связать несколько слов.
До конца сезона Дробышев в Сызрани не продержался. Почти через два года мы встретились вновь, теперь уже совершенно в другой ситуации.
Это был 1987 год. По заданию какого-то партийного органа председатель правления Куйбышевского отделения Всесоюзного театрального общества Ванда Павловна Оттович попросила Исаака Лазаревича Арончика, доктора философских наук, и меня, дипломированного театроведа, членов секции критиков, посмотреть какой-то уже нашумевший спектакль полупрофессионального-полулюбительского театра где-то на Безымянке, в Клубе общества слепых.
Спектакль назывался «Демонстрация», но это название можно отнести и к самому явлению театрального действа. Актеры были очень молоды, они мало что умели в профессиональном плане, но то, о чем они хотели поведать, прокричать миру, делалось ими как-то неистово и очень личностно. В стране шла перестройка, и молодые, не боясь, заявляли свое отношение к тому, что было и что может быть.
Автором этого резкого пародийного спектакля, поставленного по собственному сценарию, был Евгений Дробышев. Собственно, с этого спектакля ведет отсчет театр «Самарская площадь», который создал, который взрастил и которым продолжает до сих пор руководить Евгений Дробышев. Надо ли упоминать о том, что наш с Арончиком отчет о спектакле был положительным?
***
Первые режиссерские опыты Дробышева в его театре тяготели к площадному театру, где декораций и сольных ролей было немного. У театра не было своей площадки ни для выступлений, ни для репетиций, но Евгений Борисович не отступал от заданной цели. Он сочинял спектакли, прикрывая актеров режиссерскими приемами, иногда граничившими со штукарством.
Сам писал сценарии неожиданных сценических представлений, и иногда это себя оправдывало. Один из первых спектаклей молодого театра «Играем Бидструпа» живет в репертуаре до сих пор. Он придумал имя для своего театра, когда Самарская площадь именовалась площадью Устинова. Он страшно гордился, что ему удалось сохранить в топонимике города это название.
Театр быстро завоевал популярность. Удержать зрителя всегда сложно, а Дробышев рассчитывал на долгую жизнь своего театра. Нужен был свой дом, и началась 13-летняя эпопея строительства театра. Ему удалось добиться, чтобы театру-студии «Самарская площадь» передали здание кинотеатра «Первомайский» – одного из первых дореволюционных самарских кинотеатров «Фурор», почти никогда не имевшего капитального ремонта.
Крыша текла, полы проваливались, стены съел грибок. Надо было искать деньги (спонсоры то появлялись, то исчезали), искать материалы и строительные организации (они тоже менялись). Надо было спектакли ставить и играть, формировать труппу, находить площадки для репетиций. К счастью, к этому времени Евгений Борисович был уже не один, рядом с ним была его ученица, жена, его первая актриса и директор его театра Наталья Носова.
В эти годы мы опять встретились с Дробышевым. В 90-х в Самарском педуниверситете очень недолго существовало отделение «Театр. МХК». Готовили там школьных преподавателей по предметам «Театр» и «Мировая художественная культура». Помимо теоретических знаний, студентам давали азы актерско-режиссерских дисциплин.
Четвертый набор на этом отделении возглавил Е. Б. Дробышев в качестве мастера курса. Педагогическая направленность учебного процесса Дробышева интересовала мало, он готовил артистов для своего театра. Работал со студентами Евгений Борисович серьезно, несмотря на то, что именно в эти годы строительство здания театра (под названием «капремонт») шло наиболее тяжело.
Он приходил в институт с лицом серого цвета, но ни разу не сорвался и сдержанно рассказывал об очередной беде только тогда, когда его спрашивали на бегу: ну как там, мол, скоро открытие? Он вынужден был сократить труппу до минимума и работать с приглашенными из других театров артистами.
Это создавало дополнительные трудности: необходимо было подчинять прокат спектаклей режиму работы артистов в их родных театрах, зато в труппе появились профессиональные артисты. Несколько своих учеников Дробышев взял в театр после окончания учебы.
***
В 1993 году театр получил (первым в Самаре) статус муниципального театра. Стало чуть легче. Наконец, в 2007 году ремонт театра завершился (условно, еще долго пришлось что-то доделывать, что-то переделывать). Теперь главной задачей стало привлечение в театр публики, приучение, прикармливание зрителя к новому театральному адресу.
И Дробышев меняет репертуарную политику. Если до открытия своей сцены он ориентировался на фестивальный репертуар, то есть на оригинальные авторские спектакли, с которыми театр все эти годы активно участвовал в фестивальном движении не только на родине, но часто выезжая за границу, причем довольно долго делалось это за свой счет, театр жил в режиме самоокупаемости, теперь надо было обживаться дома.
Основой репертуара первых стационарных лет стала комедия – любимый жанр простого зрителя. И он, этот простой зритель, не заставил себя долго ждать. Небольшой зал, уютное фойе стали заполняться зрителями, которые купили билеты в кассе. Не случайно в течение нескольких лет спектакль «Роддом» признавался лучшим в свободном народном опросе. А параллельно стали появляться и более серьезные спектакли, в основном по классическим русским и зарубежным пьесам. Но ежегодно театр все-таки новую простую комедию дарит зрителю.
Постепенно репертуарные поиски усложнялись. Труппа сформировалась, теперь в ней были актеры разного возраста и разных амплуа. Евгений Дробышев может позволить себе ставить то, что ему интересно, не боясь, что актеры не потянут, а зритель не поймет и не пойдет. Может позволить приглашать в театр режиссеров и художников, которые ему интересны. Театр сегодня как бы переживает новое рождение, он снова молод и вновь обращен в будущее. Об этом свидетельствуют премьеры последних лет. Какой там закон о десятилетнем сроке…
***
Как-то так получилось, что текст создается к бенефису заслуженного работника культуры РФ Евгения Борисовича Дробышева, а пишется в основном о его театре. Но как у Маяковского: мы говорим – Дробышев, подразумеваем – «Самарская площадь».
А к портрету самого героя мне бы хотелось добавить еще несколько штрихов. Он жаден до новых театральных впечатлений, почти как студент театрального вуза. При любой возможности срывается, чтобы посмотреть нашумевший спектакль в Москве или в Петербурге. Если он едет на фестиваль, он обязательно просмотрит все спектакли. Если нет возможности увидеть спектакль живьем, он разыщет его в записи. Он смотрит практически все спектакли родного города.
И он умеет радоваться творческим удачам других режиссеров и огорчаться, если их незаслуженно недооценили. С ним интересно разговаривать о жизни, об искусстве, о театре. Он много знает. А еще он умеет очень искренне удивляться, что не многим удается сохранить в наше время и в его возрасте.