Наследие:

Что здесь было? Стена Цоя — сейшны, аски, вписки

27 февраля 2015

x_868f64de

Продолжаем путешествие по утраченной Самаре. На очереди — один из самых интересных альтернативных и уже несуществующих символов города — стена Цоя на Ленинградской.

Строго говоря, никакая она не цоевская, эта стенка городской поликлиники на улице Ленинградской напротив «Спорттоваров». Появилась она, когда Виктор Цой был еще совершенно жив и даже не очень-то популярен. Где-то, наверное, в конце лета 1988 года. Около этой стенки начала собираться всякая неформальная, как ее тогда называли в программе «До 16-ти и старше», молодежь. Причины этому было ровно две. Во-первых, пешеходная Ленинградская стала первым и, наверное,единственным публичным пространством, созданным и освоенным в эпоху перестройки.

Пешеходная улица — это был тогда такой европейский прИкол, что модная молодежь просто не могла пройти мимо. И это уже вторая причина. К 1988 году сложилась новая волна самарского хиппизма, последняя, как потом оказалось. В отличии от старой Системы, выросшей целиком и полностью на копировании Запада и преклонении перед ним, неохиппи больше вдохновлялись отечественными героями.«Десять стрел» БГ и «Хипаны» ДДТ вытащили из советских подростковых спален и втолкнули на флэты, в ночные электрички и стремные вписки сотни и тысячи ребят «из хороших семей». Все, конечно, знали, что БГ дерет Лу Рида и Бирна, но как! Тем более, что про Лу Рида знали только то, что он есть, и то не все. Сейчас, в целом, не лучше. И, да, я уже тогда знал, что песня у Шевчука ироническая!

Эта стенка оказалась самым удобным местом в центральной части Ленинградской с широкими подоконниками и скамейками рядом. В здании, которому собственно и принадлежала стенка, была поликлиника, в соседнем — фабрика, и никто особо не гонял молодежь. Даже милиция относилась очень спокойно. Все-таки в конце восьмидесятых вся эта тема с «Легко ли быть молодым» давала возможности. Например, сидеть около стены, петь под гитару и аскать.

Первыми обитателями стены и пространства вокруг нее как раз и были молодые хиппи. Помнится, на тот момент, я хиппи терпеть не мог, как непротивленцев, а это, кстати, было их важнейшее противоречие с советской системой. Но знал, конечно, всех и с многими дружил. Тогдашний хиппи имел обычно длинные волосы собранные под плетеным хайратничком, блаженный вид, какой-то нелепый аксессуар (обязательно!) типа пустого скрипичного футляра, используемого в качестве саквояжа.

Хиппи были восторженно православными. Этого сейчас вообще не понять, но православие вызывало тогда энтузиазм, сходный с эффектом БГ, и я, в интервью с настоятелем Покровского собора, специально спрашивал его, как он относится к творчеству «Аквариума». Это казалось очень важным вопросом.

Хиппи на всю Самару было, наверное, человек надцать. Стена очень быстро стала местом сбора и решения повседневных неформальных проблем. Пить, кстати, особо не пили, но собрать по аску на три топора, найти вписку на ночь, познакомиться с клёвой герлой, договорится с Маловым переписать и послушать впервые в жизни Боба Дилана, найти попутчиков, чтобы отправиться на собаках в Питер. Поклониться святым местам — могиле Достоевского, квартире БГ, Сайгону и рок-клубу. Далеко в Питер? Ну, тогда просто узнать, что есть такой хороший поэт Бродский, вроде наш, но уехал еще в семидесятых. А ты Янку слышал?

Когда на стене начали писать? Не помню, но, я думаю, еще до Цоя. Во-первых, тогда граффити еще не было, но нарисовать куриную лапку и make love not war! — это всегда было свято. Ну, и телефонов не было. Поэтому первые надписи на стене были… стеной, в том смысле, как она выглядит в социальных медиа.

Потом умер Цой и на стене начали писать цитаты из него. Молодежи у стены становилось больше, а хипанов среди нее — все меньше. Собственно цоевцы и выжили хиппи с площадки. Хотя… Они сами были такими же хиппи. Но, разница в два года тогда казалась огромной , и я, став криэйтором, практически, как у Пелевина, конечно, не стремился к стене. Мне казалось, что она принадлежит к прошлому, другому, уходящему миру, без «Хопра».

Тогда, конечно, казалось, что все это продолжается бесконечно долго, но прошло всего три-четыре года… И можно было уже спокойно пройти мимо не увидев ни одного знакомого лица у стенки, не остановившись покурить и послушать, что, вот, Вова был на Летове в Горбушке, он в белой рубашке весь концерт рубился. А ты в ответ: не может быть в России панка, вот Рэмонс ты концертный слышал? И так до утра.

Я ни разу не встречал человека, который сказал бы мне, что, мол, я всегда сидел у цоевской стенки. Февралев? Все (как и я!) были там почти случайно, мимоходом, просто проходя. Но я ни разу не встречал человека нашего круга, который бы там не был. И Цой был совершенно ни причем. Но как-то так получилось, что теперь именно его гортанный голос особенно сильно будит воспоминания. Начало девяностых. Начало.

pNa

Оставьте комментарий