В клубе любителей кинематографа и медиаискусств «Треугольник» состоялась премьера фильма «ЗООЛОГИЯ» – трагикомического фарса о работнице зоосада, у которой внезапно вырос хвост. Представить фильм приехал его режиссер Иван Твердовский, который рассказал «Культуре» о пользе социальной сатиры и своих творческих амбициях.
– Давай с места в карьер. Хост – это некое перевоплощение сознания имени Кафки и Гоголя, или это метафора инаковости, или сказ про то, что у каждого из нас есть хвост, но не каждый в силах это признать?
– Одно другого никак не исключает. Как вообще появился замысел? Мы сели и начали обсуждать, что происходит с нашим обществом, с нами со всеми, и как бы это показать в кино. Что такое придумать, чтобы понятно задокументировать то время, в котором мы находимся. На уровне художественного языка мне показалось, что история человека с хвостом – это про нас про всех сегодняшних. Поэтому «Зоология» – это история про инаковость, про то, что каждый человек разный, что не надо петь в хоре – солируйте.
– Картина «Племя» про беспредел в интернате для слабослышащих определенным обра-зом перекликается с твоим первым игровым фильмом «Класс коррекции». Но у Слабошпицкого главный герой – молодой человек, а у тебя и в «Классе коррекции», и в «Зоологии» – героини. Почему этот разговор от женского лица? Дань любви Триеру или твои поиски новой русской героини?
– Я ничего не программирую на самом деле. В «Классе коррекции» нужен был персонаж, несущий в себе ангельское начало, и было бы странно, если бы это был парень. Это все-таки история про девушку, которая приходит в систему, пытается что-то изменить и сама же в итоге страдает. В «Зоологии» все сплелось, потому что мне хотелось поработать с Натальей Павленковой и вместе с ней сделать эту историю. При этом в фильме я говорю про себя: то есть я вот такая Наташа Медведева 55-ти лет на экране. Наверное, это странно…
Но если бы главный герой был парнем, то драматургия диктовалась бы немножко другим образом. Была вероятность скатиться в физиологические взаимоотношения между людьми, в такой узкосегментированный контекст. А мне было важно найти характеристику юродивой женщины, которая попала в такую странную ситуацию, и еще более странным образом все это разрешается.
– Ты говорил, что любишь кино, которое имеет практическое значение, работает на человека, на общество. Представь идеальный сценарий: о чем должен задуматься человек, как должно измениться общество после выхода «Зоологии», чтобы ты щелкнул пальцами и сказал: «Да, мое кино сработало»?
– Я не могу давать какие-то рецепты с экрана – только формулировать те вопросы, которые посещают и меня, и людей вокруг меня. Я могу только поднимать какую-то важную проблему, но не могу заставить другого человека поступить так же, как я. После выхода «Класса коррекции» возникали ситуации, когда после просмотра фильма в коррекционных школах поднимались вопросы о существовании таких классов вообще, потому что в абсолютно диких условиях все это пребывало. В «Зоологии» есть некая сатира на нашу медицину, и мне очень хотелось бы верить в то, что министр здравоохранения посмотрит наш фильм и скажет, что нужно что-то делать с нашими поликлиниками, деньги как-то тратить на это.
– Где место «Зоологии» в системе современного российского кино?
– Этот фильм крайне личный, направленный на думающую, глубокую аудиторию, которая в кино перестала ходить давным-давно. Поэтому я прекрасно понимаю, что этот фильм не увидят миллионы, его не покажет крупный федеральный канал. Есть карусели, есть попкорн, а есть книжный магазин. Как правило, книжных магазинов нет в торговых центрах, они существуют отдельно. Так же и сегмент авторского кино – он существует отдельно.
– Тебя часто называют конъюнктурщиком, даже обвиняют в этом, забывая, как мне ка-жется, о том, что сегодня снять социальное кино в России – уже сродни подвигу. Как ты сам к этому относишься? Не обидно слышать такие выпады?
– Меня много кто не любит, мне говорят, что я занимаюсь фестивальным кино. Я тогда задаю вопрос: а что, у всех остальных это как-то не получается, что ли? Как будто я знаю рецепт волшебного зелья, чтобы намешать того и этого и получить фестивальный успех. Просто мои амбиции несколько выше – мне хочется Американскую киноакадемию покорить, ну или, как минимум, получить «Золотой глобус». Я считаю себя «санитаром леса», беру социальные темы, мимо которых я не могу пройти. Мне неинтересен мейнстрим, неинтересны простые истории про бытовую жизнь людей без конфликтных ситуаций – я не вижу в этом предмета кино.
Артем НОХРИН
Опубликовано в издании «Свежая газета. Культура», № 20 (108) за 2016 год