«Дыр бул щыл» — кто не знает эту строку?! Да, это начало стихотворения авторства Крученых, единственного известного широкой публике. 21 февраля исполняется 130 лет одному из главных футуристов и самых смелых реформаторов русской поэзии.
О том, почему так важны для русского языка заумные опыты Крученых, а его роль в литературе сравнима с ролью Малевича в живописи, написано много и по-разному.
Слева направо: Алексей Крученых, Давид Бурлюк, Владимир Маяковский, Николай Бурлюк, Бенедикт Лившиц. 1912 год.
Дыр бул щыл
убÃшщур
скум
вы со бу
р л эз
Как прекрасны эти строки! Но их автор так и остается в нашей литературе фигурой умолчания, недооцененным, неизученным, неизвестным широкой публике. Скорее скандалистом, эпатажным и талантливым позёром, но уж никак не поэтом, стихи которого вы выучите наизусть в старших классах. Даже после смерти, Чуковский написал о нем, как о «последнем из окружения Маяковского». Всего-то!
На фото: Борис Пастернак и Алексей Крученых. Переделкино. 1948 год.
Крученых так навсегда и останется жертвой своих коротких строк, мощнейшего заклинания в русской литературе, про которое он сам пророчески сказал: «в этом пятистишии больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина». Кто знает, может именно это заумное шаманское искусство погубило и спасло Крученых. Он не попал под маховик репрессий, благоразумно замолчав после смерти Маяковского. Пережил войну и Сталина. Дожил до глубокой старости и даже успел благословить «лианозовцев». Он не стал великим, зато прожил Жизнь.
На фото: Алексей Крученых в 1965 году.
Тем, кто готов к большому и серьезному чтению, рекомендуем статью «Дыр бул щыл» в контексте эпохи — она поможет понять почему так важна заумь.
И предлагаем прочитать подборку поздних стихов Крученых, сделанную Георгием Квантаришвили, с его же небольшим текстом:
Крученых придумал бук-арт и заумную поэзию. Дожил до 82-х лет. Последние 38 лет не печатался. Зарабатывал букинистическим бизнесом. Предлагаю почитать стихи «непечатного» периода. Поэту уже за пятьдесят. А в последних даже за шестьдесят.
В трудное времена поэт жил распродажей архива: продавал бумаги Маяковского, Северянина, Хлебникова, Цветаевой, Бурлюка. Об этом бизнесе ходят легенды. Среди прочих, такая….
В Самаре, ещё в Куйбышеве, жил маякововед Машбиц-Веров. Студентом он попросил знакомых свести его с Кручёных. Чтобы купить автограф Маяковского. Узнав, что у студента с деньгами небогато, Кручёных сказал:
— За такую сумму Маяковского Вам не осилить. Хватит с Вас Северянина.
С этими словами Кручёных отхватил ножницами пару строк из северянинской рукописи и вручил онемевшему посетителю.
СОН О ФИЛОНОВЕ
А рядом
ночью
в глухом переулке
перепилен поперёк
четвертован
вулкан погибших сокровищ
великий художник
очевидец незримого
смутьян холста
Павел Филонов
Был он первым творцом в Ленинграде
Но худога
с голодухи
погиб во время блокады,
не имея в запасе ни жира, ни денег.
Картин в его мастерской
бурлила тыща.
но провели
кровавобурые
лихачи
дорогу крутую
и теперь там только
ветер посмертный
свищет.
КАМЕРА ЧУДЕС
(Из цикла «АРАБЕСКИ ИЗ ГОГОЛЯ»)
«Гоголь не видел и не знал России»
Проф. С. Венгеров
Не выезжая из комнаты,
сидя на кушетке,
неукротимою опарою
вертким проскоком
обогнал всех путешественников,
вскрыл России преисподнюю.
Костью покойника,
хлестохвостиком,
бумерангом букв,
с высоким спокойствием
взял на испуг.
1943—1944
АНТИГРОБ
Дверь — рывком!
Ты бросила меня, как рвань.
Пустынной ночью бродил я долго по бульварам –
деревья, тени, склепы,
пары, комками пары…
Под утро выпил кастрюли настойки из крепчайших цветов
так хорошо: сиянье ясное в желудке
и колокольчики в глазах,
мы бродим в бегущем лесочке,
звезда в ореоле, на выступах неба – лимонное солнце…
Я засыпаю с далекой улыбкой
и никого не виню –
возликует, на зависть соседям, мой временный прах…
И никакие ехидны, их зубья, щетины,
теперь не страшны –
им не добраться до моей широкой сердечной кошны.
Все кончилось…
Для мудрой сердечности
не надо бечевки, бритвы, гвоздей, шумихи выстрела,–
этой бутафории, оскорбления вечности,
ничтожного недомыслия.
Меня убаюкал детеныш добрейший
лоцман свободы, бацилла бессмертья!..
1948 – 1950
РАЗЛУКА
Леденящие ночи-разлучницы страшно близки –
я получаю уже не поцелуи, не письма, а одни отписки.
Еще вчера – был Круч гремуч, кипуч бураном,
теперь тону в дыму махры, колючках задыханья,
от Танахары – не вижу даже
то-нень-кой те-ни я…
На темном дне пруда
не шелестят недвижные и скользкие растения…
Зову: – Дай вволю выплакаться на твоем плече,
мне будет пусто, но не помочь – ничем…
Чу!.. Что это? Будто листьев дрожанье…
Знакомый шепот:
– А я помогла!
Таня.
Не скули, Алексеенька,
словно заинька серенький…
Когда по темным морям
ледяными материками сгинут облака,–
быть может, сама приду к тебе
беспутную душу свою
отрыдать…
1948 – 1950
ИДИЛЛИЯ С БОРЩОМ
В трещинах, лаком покрыты,
углы моей комнаты,
книги – накипи – кипы,
а на столе – красный борщ,
Пятигорск, яичница с луком.
Из общежития – одинокая –
Ты нашла здесь пристанище.
неприступное гнездышко,
тебя овевают вниманьем, цветами, причудой-метафорой
(заботы – угроблены!).
Ты здесь – смеюнья,
снежная молния,
желаний капризных владычица,
хотя бы – покамест! –
в букинистической трущобе.
Ничего! И Ван-Гог – не Ватто,
а режет так мощно, упрямо,
багровыми креслами, кривыми столами,
а сколько в небе раскосых кругов –
тут видно наш «потолок»
и наши целебные ямы.
Приходи ж к нам почаще
и ужинай с нами.
На сладкость – сочавые груши,
курчавые гроздья винограда.
Когда ж ты уходишь –
в хмурых покоях
обескровлены известко-синие астры,
беспокойная дверь – в простуде настежь
1948 – 1950
ВСТРЕЧА
Я пока еще не статуя Аполлона,
не куцая урна из крематория,
я могу еще выпить стакан самогона,
закусить в буфете ножкой Бетховена,
ступней Командора.
Я не хочу встречаться с тобой
совсем трезвый,
преподносить выглаженные в линейку стишонки,
я желаю,
чтоб нам завидовали даже ирокезы
и грызли с досады
свои трубки и свои печенки!..
Нас на вокзале приветствует свежий дождь —
широкие, глазастые дружбы потоки!
Лучшего
и через сто лет не найдешь.
Об этом вспомнят, вздыхая,
в городах, в музеях,
наши потомки.
Так быть верным, до реквиема,
богу искусства
у головокружительного барьера
твоих глаз,
с размаху не поддаться страшному искусу
в сотый и тысячный раз,
задержаться на самом краю пропасти
и схватить себя за рукава:
— Эй! Остановите эти кости!
Они хотят,
напялив цилиндр,
всю ночь плясать канкан!..
Неприступно
и вечно сияй,
песни высокой
снежный Синай!
Свет сугробами на горе.
Наперекор хмурым химерам,
гордякам, изуверам
не перестанет гореть!
1952
РОМАН ПО ТЕЛЕФОНУ
После встречи
с одним видением в ресторане
(огни столбом, залпы — в лоб!):
— Давайте будем с вами жить
по телефону:
Потому что все мне известно заранее:
линючесть ангелов,
круговорот улыбок,
позоры расставаний,
и не хочу таскать страданий тонну,
прощальней кровью
дур — ма — нить
гор — ло.
И тысячи миль и миллионы веков
тянулся магнитный роман
без оков.
И не пил я водки матёрой,
и проклял очко,
тысчу драконов маджонга,
без конца по ночам,
на окраинах,
в пустырях,
имя твое летучее,
п р о щ а л ь н о е
л и х о р а д о ч н о б о р м о ч а.
1953
Фотографии из сообщества ВКонтакте, посвященного творчеству Алексея Крученых.