Песней наполнено сердце мое

Перед отъездом насыпала в мешочек родной землицы, как когда-то, отправляясь в чужие края, люди брали в узелок родную землю, а оказавшись на новых местах, раскидывали и приговаривали: «По своей землице хожу…» Приехав в город, высыпала землю в комнатные цветы, и на душе как-то полегчало…»

Так рассказывает народная артистка России Елена Сапогова о родине, что никогда не бывает малой, о ненарушимой – наперекор всем обстоятельствам – связи с родной землёй. Родной – не в переносном значении, а в буквальном, зримом, осязаемом. Родилась Елена Андреевна на Самарской земле, в селе Бряндино. «В заволжских местах Самарской области, где прошло моё детство, былины не сказывали», – вспоминает певица. Но в самом голосе этой неповторимой исполнительницы народных песен, сказов и плачей всегда слышится не былинный ли звательный оклик, не унаследованная ли кровно речь изустного обихода. Когда поёт Елена Сапогова, когда начинает она свой песенный сказ, ты чувствуешь слово на вес, ощущать его фактуру. Нежную, или грубоватую, с застругами, с паутинками трещинок у сердцевины, или тёплую, или, как глоток колодезной воды в январе, – кристально-льдистую. И всегда-всегда – живую.

Снова глаза зыкрываю несмело,

Вспомнить пытаясь детство своё…

Помнится только: матушка пела…

Песней наполнено сердце моё.

Зимами злыми над прорубью белой,

В стылой воде полоская бельё,

Вся коченея, матушка пела,

Песней наполнено сердце моё.

Больше она ничего не имела.

Только свой голос – чистый, родной.

Не было хлеба – матушка пела,

И оттого я остался живой…

Почему я заговорил о творчестве Елены Сапоговой сегодня, в самом конце года, когда за мельканьем предпраздничных светозаместительных вспышек, за иллюминирующим ритмом городского бега, за прилипчивыми мотивчиками никак не расслышать живого голоса? Народная песня? Что ж, сгодится для заполнения паузы между выступлением очередных мегазвёзд в каком-нибудь очередном суперпроекте (или правительственном концерте, по-старому говоря – разницы-то никакой). Повторю то, что позволил себе высказать, комментируя интервью выдающейся русской певицы Евгении Смольяниновой: у нас до сих пор культивируется отношение к «фольклору» как к соевому ингредиенту, которым принято разбавлять основное музыкальное блюдо. Мы просто стыдливо заполняем псевдонародными хороводиками возникающие паузы. Точнее – пустоту. Одну пустоту – другой. И когда смотришь на все эти золотые граммофоны и слушаешь всех этих позолоченных графоманов, когда видишь ряженых на сцене, то невольно думаешь: а ведь есть и другое, настоящее, неподдельное и неподкупное искусство. Не попадающее в оборот, не известное большинству, в том числе и тебе лично, не считываемое культурсчётчиками. А что, интересно: если есть счётчик на воду, на свет, на газ, то почему не должно быть счётчиков на музыку, примером?

Так вот, с творчеством Елены Сапоговой мне посчастливилось познакомиться уже довольно давно. В небольшом зале собравшиеся сначала услышали дыхание певицы, кажется, взволнованный стук её сердца передавался каждому из нас в напряжённой, долго-долго длящейся, нарастающей, раскатывающейся, точно снежный ком, тишине. И тогда я подумал: тишина, оказывается, тоже звучит и стремится, как река подо льдом. А после, через несколько мгновений, Елена Андреевна, глядя куда-то далеко-далеко, кому-то невидимому, кажется, отвечая, с кем-то соглашаясь или же упорствуя в споре, улыбаясь, и в то же время скорбя по чему-то невозвратному, начала песню. Она пела без музыки. Вернее, без специального музыкального сопровождения. Но отсутствие инструментов на сцене не означает отсутствия музыки! Музыкой было её дыхание. «Снова глаза закрываю несмело…» В песне, написанной на удивительное, изумительное, я бы сказал, стихотворение Константина Скворцова, рассказывалось о незабывном материнском голосе, звучащем сквозь время. Над временем. Сильнее времени. И даже в отчаянно-трагической, почти бестелесной концовке видна была надежда:

Рядом война полыхала и тлела.

Сытым ходило одно вороньё.

Вдовы рыдали. Матушка пела.

Песней наполнено сердце моё.

Мы отнесли её лёгкое тело

На вековечное в поле жильё.

Всё мне казалось: матушка пела,

Песней наполнено сердце моё.

Понимаете, ведь песня-то не смолкла, не стихла. И не в смерти тут дело. Смерть дело обычное, куда ж без неё. Песня продолжалась вопреки не смерти, а жизни вопреки. И голод, и холод, и чуждость, и война… А песня-то всё равно в сердце звучит. И сердцу сыновнему всё равно передаётся! В этом всё дело, в этом смысл, может быть, и предназначение того живого, могучего, древнего и свободолюбивого истока, который не без дежурного зевка называют у нас устным народным творчеством и подспудной силой которого – тоже во многом вопреки – держится ещё отечественная культура.

К слову, музыку на стихи Скворцова написал композитор и исполнитель трагической судьбы Максим Трошин. Если вы не слышали этого имени, то обязательно найдите в интернете сохранившиеся записи и послушайте. В конце восьмидесятых песни Трошина стали началом нового православного возрождения, они давали людям надежду, в них послышалось что-то и впрямь настоящее, живое. Взвились в небо его «Журавли» (на стихи Петра Орешина, расстрелянного в тридцать восьмом), пронзительно грустно зазвучал его «Соловей» (стихи иеромонаха Романа)… Максиму Трошину суждено было прожить лишь семнадцать лет, и теперь, сегодня, нам остаётся лишь предполагать, по какому пути стала бы развиваться наша музыкальная культура, останься жив певец и композитор такого – небесного – дарования.

Вот я сказал о Трошине как о певце русского возрождения. А знаете, как-то само собой получилось, что на протяжении всего этого года мне, ничего не смыслящему в музыке, доводилось рассказывать в «Новой…» о многих замечательных исполнителях, музыкантах, композиторах. И только сейчас, бросив взгляд назад, подумал: а ведь замечательно талантливых людей, о которых мы говорили с вами, объединяет не просто музыка, а сама идея возрождения, в музыке заложенная. От башлачёвского «Времени колокольчиков» до звучащей в новосибирском Академгородке гитары Сергея Фалетёнка; от Евгении Смольяниновой до Максима Трошина и Елены Сапоговой… Лично для меня названные выдающиеся люди – всё равно как герои разбитой армии, продолжающие борьбу без расчета на успех. Без какого бы то ни было расчёта.

В 2014 году в Саратове вышла очень красивая, интересная книга, которая называется «Песней наполнено сердце моё». Саратов, Ульяновск, Самара, Астрахань, Волгоград, городки Золотого кольца, такие как Плёс, да ещё русский север, – вот, так сказать, география книги. Это событийное издание посвящено творчеству Елены Андреевны Сапоговой, коллеги по музыкальному цеху размышляют о её уникальном таланте, приводятся слова благодарных слушателей со всех уголков страны, сама певица напрямую обращается к читателю, делясь сокровенным. Много песенных текстов с нотными линейками. Книга такая яркая по эмоциям, по накалу исповедальной откровенности, такая колоритная по слову, что как будто бы жар-птицу в руках держишь, когда читаешь её! Что-то, как и в образе самой Елены Сапоговой, есть в ней сказочное, из сказочного узорочья к нам пришедшее. И очень жаль, что пока данное издание прошло каким-то незамеченно-замолченным. Обидно, потому что столько пустых книжонок выпекается, и сырых, и пригоревших, с таким низким уровнем издательской культуры да и культуры вообще, что хочется отметить особо рождение действительно книги.

Важно взять курсивом и то обстоятельство, что Елена Андреевна много собирала и искала песни, а не просто перепевала их. Она проделала огромную работу по сохранению песенных истоков. Да та же песня про голос материнский, ставшая когда-то озарением Максима Трошина, – сегодня исполняет её именно Елена Андреевна, напоминает о ней людям, хотя на телевидении таких песен нынче не услышать…

Позволю себе привести цитату из послесловия к книге «Песней наполнено сердце моё» доктора филологических наук, писателя и критика Наталии Тяпугиной. Наталия Юрьевна, ставшая вдохновительницей этого издания, его бережным и умным редактором, сказала, как мне кажется, о главном: «Я много раз слушала Елену Андреевну, и каждый раз меня охватывало ощущение уникальности происходящего. Певица так безоглядно щедра в своей манере полностью, до последней клеточки, вкладывать себя в исполнение, что, пожалуй, даже рождает страх за себя, хрупкую женщину, совсем не умеющую себя беречь, каждый раз сжигающую свои нервные клетки в топке подлинных страстей. Вновь и вновь Е.А. Сапогова ставит на кон всю себя и побеждает. Не может не победить, ведь цена за успех не просто высока…

А когда человек поёт как живет, когда музыкальные такты совпадают с рубежами его внутренней жизни, органично выстраивая его существование в искусстве и профессии, – тогда исполнение становится не просто зарабатыванием хлеба насущного, – это уже осуществление Божьего промысла о тебе. И тут свои законы и свои мерки. Высшие. Именно им и следует в своей жизни и творчестве народная артистка России Елена Андреевна Сапогова…»

И вновь, в качестве постскриптума, слово нашей удивительно талантливой современнице. Так и вижу Елену Андреевну в уютном платке, наброшенном на плечи. За окнами вьюга, ледяные узоры, похожие на волшебные папоротники, расцветают на стёклах. Но от тихого, как бы льющегося рассказа становится теплее и светлее. Елена Сапогова ведь и говорит особенно, как будто бы на негромкой распевке: «Как-то, будучи еще студенткой Саратовской консерватории, на летних каникулах, с бригадой артистов филармонии я участвовала в концертах по селам Саратовской области. Вечерами концерты, а жаркими днями – отдых на берегу речки. …В травах заливались кузнечики, тихо плескалась вода о берег, ясное голубое небо, ласковое солнце. И вдруг, откуда-то из-за кустов, раздались странные звуки – то ли пения, то ли жалобы, они далеко разносились по реке. Я прислушалась и пошла на голос… На песчаном берегу, среди ивняка, сидел статный, красивый старик и, раскачиваясь, что-то жалобно напевал без слов. Подойти и нарушить умиротворенное состояние этого человека я не смогла. Потом я узнала, что недалеко находится дом для престарелых людей. Эту встречу я помню всю жизнь, вот что значит – петь душой…»

Источник