Мнения:

В любой непонятной ситуации — танцуй

28 марта 2015

2_4

Автор этой жесткой рецензии пожелал остаться неизвестным. Скрепя сердце, Самкульт публикует анонимный текст, рассчитывая на то, что критика полезна.

Спектакль «Танец Дели» в театре «Самарская площадь» по пьесе И.Вырыпаева — премьера прошлого театрального сезона — вызывает интерес, как всё новое. Современный автор, современная сценография… Но в данном случае это, скорее, не комплимент.

Речи Высокого
Спектакль состоит из семи частей, семи историй, каждая из которых в той или иной мере сводит на нет предыдущую (все предыдущие). Почти каждый эпизод начинается с того, что артисты в костюмах санитаров в интерьере типичной отечественной больницы (выкрашенные белой краской двери, скамейки, обтянутые кожзамом, капельницы, каталка) читают с листа куски из пьесы-первоисточника, с пиететом, словно это книга уровня Библии. Судить же о качестве текста можно по тому, что, выйдя из зала, решительно невозможно восстановить ни слова из услышанного.
Об окончании очередного эпизода свидетельствует погасший свет и произнесенное суфлером-санитаром слово: «Поклоны!» Антракты между сценами оформлены танцами, которые исполняют задействованные в эпизоде артисты. Вредит ли это сценической целостности? Безусловно! Такая организация действия отсылает нас уже не к театральному искусству, в котором, конечно, допустимы условности, но и в этих условностях должна быть соблюдена мера и проявлен некоторый вкус. Здесь же мы видим, как сценическое искусство скатывается в капустник, жанр, которым «Самарская площадь» нередко спекулирует в ущерб себе.

Короче, все умерли
Героями историй становятся одни и те же персонажи — Алина Павловна, несостоявшаяся танцовщица, ее дочь Катя, состоявшаяся танцовщица и автор танца Дели (танца, изобретенного ею в столице Индии, в момент катарсиса — столкновения с огромной массой человеческой боли и нищеты), ее возлюбленный Андрей, жена Андрея Ольга, подруга семьи — балетный критик Валерия, медсестра в больнице. Одеты они подчеркнуто неброско, словно намеренно, чтобы ничем не отличаться от каждого из нас. Но так ли это в результате?
В каждой из коротких пьес жизнь сталкивается со смертью, причем в самом прямом, неметафорическом смысле: один из персонажей непременно умирает — от рака, от сердечного приступа или покончив жизнь самоубийством, — или собирается умереть в недалеком будущем, поскольку диагноз уже поставлен. И всё вертится вокруг этой смерти и оставшихся жить. Ситуации все, в общем-то, житейские: девушка теряет мать, муж уходит от жены к другой женщине… Но каждая очередная смерть, которую можно изобразить как угодно — изображена недо-стёбом, отчего зритель на своей позиции наблюдателя постоянно пребывает в недоумении: это трагично — или смешно?
Мать главной героини посреди трогательной сцены прощания дочери с ее телом внезапно вскакивает с каталки в морге, сама танцовщица внезапно умирает от сердечного приступа, настигшего ее в больничном коридоре, жена главного героя внезапно травится ядом — так, что развитие сюжета предстает некой malum infinitum, дурной бесконечностью, где каждая новая история лишь увеличивает энтропию художественной вселенной.
Актеры в этом, конечно, не виноваты. И, коли уж у нас зашла об этом речь, — отдельных (и самых добрых) слов заслуживает актерская работа Юлии Мельниковой в роли балетного критика Валерии. Наряженная в духе не то московской интеллигенции середины прошлого века, не то прорицательницы Сибилы Трелони из фильма «Гарри Поттер», она очень органично существует в своей роли — роли одинокой немного суетливой дамы, которая за всю жизнь не создала ничего своего, занимаясь чужими сценическими ролями и выдуманными историями. Когда она присутствует на сцене, спектакль как-то «собирается», и за ней интересно наблюдать. Если будете на «Танце Дели», обратите на нее внимание — эта героиня второго плана ничуть не уступает главным героям, а по энергетике, пожалуй, и превосходит их!
Справились со своими ролями и другие, героически существовавшие в таком несуразном сценарии, артисты: сияющая очарованием юности Катя Екатерины Репиной, вырванный из привычного уклада жизни и растерянный Андрюша Олега Сергеева, достигшая финала своей жизни и потому отчаянно-веселая Алина Павловна Елены Остапенко…

И всюду звук, и всюду свет…
Не слишком удачно решена техническая «начинка» постановки — как многие театры сейчас, «Самарская площадь» прибегает к модному приёму, используя видеоконтент. В видеонарезку включены эпизоды документальных хроник, цель каковых, вероятно, в том, чтобы сделать зримой всю боль этого мира — ту самую, из которой и родился «танец Дели». Но качество видеоряда, отбрасывающее нас куда-то во времена братьев Люмьер, делает этот видеоролик достаточно нелепым, особенно в сочетании с неотстроенной звукорежиссурой.
То же самое касается и «звукового» оформления спектакля, — то есть слова звучащего, произносимого со сцены: речь персонажей изобилует пафосными высказываниями, каждое из которых словно бы претендует попасть в Большую книгу афоризмов, однако для современного уха звучит неестественно — такая риторика уже два века как устарела.
В этом плане особые претензии следует предъявить к финалу спектакля: в силу того, что главные в спектакле слова доверены побочному и в достаточной мере комическому персонажу (медсестре, которая наживается на чужом горе, сообщая родственникам о смерти пациента до того, как это сделает сам лечащий врач), пафос последнего монолога полностью сведён на нет. Мы не только не узнали, что же представляет собой этот якобы легендарный «танец Дели», о котором на протяжении двух часов говорят все персонажи, но и в конечном счете потеряли всякий интерес узнать. Поставленный статично и чересчур пафосно (актриса, произносящая монолог, сидит в световом луче, а вся сцена погружена в темноту), монолог, как и «слова от автора» в исполнении «медбратьев», достаточно быстро перестает восприниматься — публика начинает зевать, перешёптываться, поглядывать на часы.

По мысли автора, жизнь каждого человека — это его танец. В постановке театра «Самарская площадь» эта мысль решена слишком буквально, и если режиссер (Е. Дробышев) хотел сказать нам этой постановкой, что каждый из нас танцует свой «танец Дели», то эта мысль оказалась утоплена в нагромождении картин повседневности.
«Танец жизни» и танец как творческий акт — явления разного порядка, и этот спектакль — как раз яркий пример того, что повседневность и искусство не должны смешиваться.

pNa

Оставьте комментарий