Леди Макбет в старомодном ветхом шушуне

Я люблю смотреть на затылки перед сценой. Впереди меня — седой жидкий пучок. Он совершенно окаменел перед оперой «Леди Макбет Мценского уезда». Я размышляла: как был выкроен из малюсенькой пенсии билет в партер, чтобы потом вот так окаменеть от счастья?!.

Рядом — благородное смоляное каре с проседью и круглые золотые сережки на длинных ниточках. Каре кашляет. Каре вежливое. Каре ровно дышит. У каре, наверняка, есть еще абонемент в филармонию.
Вот зал встает на аплодисменты. Жидкая струйка вытекает из переднего ряда в гардероб. В струйке — женщина с пухлым лицом и мужчина седой, с большим носом. Жен-щина спектакль мало смотрела. Она смотрела краем глаза на мужчину и поглаживала его шерстяную джемперовую спину маленькой пухлой ручкой с аккуратным розовеньким мани-кюром. Ей нужно его застолбить, бьется, наверное, бедная, за него каждый день, блюдет, чтоб не увлекся, не сбежал. Может, просто любит…

Всегда кто-то один любит, а кто-то — позволяет себя любить. Я рассматриваю отя-желевший подбородок в профиль — и скорблю о женской доле, которая с определенного возраста заметнее в профиль. Если, конечно, не принять решение: зато я великий ученый! Или: зато я готовлю великолепные обеды, лучшая в мире мама и бабушка! Но к этому вот так просто в душе не приспособишься, в душе же ты — Юлия Павловна Самойлова, удаляющаяся с бала в горностаях!..

Пока струйка бежит от сцены в гардероб, к сцене бежит художественная укладка на голове в стиле серовской княгини Юсуповой. Укладка, распушив от восторга пучок, кричит: «Браво!» Рядом стоят узкое платье с распущенными рыжими волосами и Александр III с хипстерской бородкой. Очень красивая пара. Спокойная такая пара. Юно-тридцатилетняя. Равнозначная. Они, тридцатилетние, — очень взрослые и здравые, без безумств.

Рядом со мной — одиночество. Дорогое модное-модное стильное изысканное платье. Чудесные дорогие стильные-стильные сапоги. Нет морщинок вокруг глаз. Но глаза безрадостные. Потухшие. Не прочитаешь социальность. Не прочитаешь, временное ли это одиночество или постоянное. Скрыты мысли за холеной умеренностью: «Никто б не мог ее прекрасной / Назвать; но с головы до ног / Никто бы в ней найти не мог / Того, что модой самовластной / В высоком лондонском кругу /Зовется vulgar. Не могу… // Люблю я очень это слово, / Но не могу перевести; / Оно у нас покамест ново, / И вряд ли быть ему в чести».
А я больше люблю вульгарность. В тернарной модели самарской социальности — мне ближе вульгарность бедности, она хоть живая, искренняя…

Моя голова — лохматая и надломленная. С жалким подобием косички и кудрей. Моя голова мучается выбором: между историей и искусством, между искусством и материнством. Вся кокетка с оборочками на платье нацелена на сцену, жадно нацелена: проглотить, выпить залпом то великолепие законченной эстетики в постановке «Леди Макбет Мценского уезда». Я уже тысячу лет не испытывала такого непотревоженного наслаждения!

Материнство-кукловод меня дергает за ниточки: успеть с мороза извлечь сына, ушедшего на свидание. А историк… Я не знаю, в какой части моего кудрявого затылка или в прядях дурацкой косички притаился историк, но он там засел однозначно. Начинается анализ «дворового места» купца Измайлова. Анализируется тип дома. Соотносится забор с теми характеристиками дворовых мест мещан и купцов Самары, которые были мною обнаружены в фонде городской думы.

Дрожь охватывает от духового оркестра на сцене, а сама взглядом анализирую костюмы массовки. И платье (костюм, но я называю «платье»), невероятную квинтэссенцию искусства и истории — красное свадебное платье с фатой Екатерины Львовны! Знак! На фоне четкого силуэтного забора и дома…

***

Про историю моды пишут неправильно. Как и про историю повседневности. Пишут описательно-этнографически. И вроде бы интересно почитать про все эти детальки: шушу-ны, кондрики, баскиньи, гарибальдийки, тальмы, митенки, александрийки — но тоска затянет к концу главы. Костюм в истории нам дан для того, чтобы попробовать на вкус атмосферу эпохи. Повседневность — это не только что ели и на чем спали. Повседневность — это еще и как дышали, во что верили, как бились головой от отчаяния об глухие заборы безнадеги.

Может быть совершенно мертвым спектакль, если над ним тщательно поработал историк моды, как мертвой бывает историческая реконструкция, рассчитанная на узкий круг любителей события и эпохи. Платье не должно быть исключительно исторически достоверным. Платье должно быть «пенкой» с эпохи, какую в старинных тазах в самарских двориках собирали строгие хозяйки с варенья и давали детишкам намазать на хлеб.

Все костюмы спектакля «Леди Макбет» — и есть такая «пенка». Историк во мне не умолкал.

«Дрожайшая родительница и милостивая государыня маминька Анна Михайловна / сви-детельствую Вам свое глубочайшее почтение / прошу я вас любезная маминька чтобы вы не отреклись наградить меня своим заочным родительским благословением которое может существовать по гроб моей жизни / Любезной моей сестрице Александре Консти-новне свидетельствую я Вам глубочайшее почтение и низко склоняюсь любящим моим единоутробным братцем Якову Константиновичу и Павлу Константиновичу / Любящая маминька / Я верно знаю что вы не имея обо мне через несколько лет никакого известия и находитесь в отчаянии о моей жизни правда что я во время моего странствия претер-певая великие нещастии но при том лишившись дрожайшего своего родителя и придавши его земле 1836 го года января 2 дня был приведен в худое состояние даже доходил до бешенства потому что больше думать мне другого ничего как только что я опять дол-жен препроводить нищанскую жизнь свою в каземате если бы родитель мой был теперь в живее то может быть и я освобождён был бы / А что теперь касается до освобождения того я не знаю потому дело моё состоит за сенатом. А в продолжении сего времени как я сижу в каземате с 1853 года марта месяца выступил из Астрахани под строжайшим караулом в ножных и ручных оковах. А на упродовольствие наказанным выдаётся в сутки 5 коп. серебром на хлеб и на привару. А одежды казённой не дают ни нитки. А хлеб здесь 12 коп. ассигнац. за фунт. И так голодаем. И при сём случае прошу Вас Дражайшая роди-тельница имею я крайнюю нужду в деньгах и прошу Вас покорно пришлите мне сколечко нибудь денег ещё прошу я вас любезная маминька уведомите меня насчёт моих братьев при какой должности они находятся А ещё насчёт сестрицы за кого она отдана замуж и в какое место и как ея зовут супруга и пропишите мне все обстоятельства подробно а ещё получили от моего хозяина контракт шкатулка с инструментом золотарным… ещё прошу уведомить нащёт дедушки Петра Иванова и бабушки Федосьи Степановны что они живы или нет попрошу уведомить меня но при том ещё надеюсь что буду освобождён по манифесту только затем ещё содерживаюсь под арестом пока из сената придёт моё дело / При конце сего письма писать… более непредвижу Остаюсь жив и здоров / навсегдашний покорнейше сын Ваш / Иван Константинов Уланов / если будете писать письмо пошлите в Ставропольскую губернию в г. Кизляр Его благородию Алексею Павловичу смотрителю тюремного замка с передачею Ивану Константинову Уланову / ….1857 го января 27 Любезный сын Иван Уланов«.

Такая авангардная опера и постановка! Но совершенно четко проступал историче-ский контекст. Не из эпохи литературы русского реализма. А из реального статуса женщины в России, такой ее неизбывной доли с горчинкой, русской доли. Сильная, но отчаянно зависимая от мужиков. Вечно зависимая. Как холеная рука с розовым маникюром, поглаживающая, вечно в дозоре, джемпер седого носа. Костюмы на сцене — полное великолепие! Ничего лишнего. Филигранно выверенный знак.

Я слушала музыку, смотрела действо, а сама умирала — хотела подвязать платок по-бабьи и надеть шушун или душегрею (может быть, у меня просто замерзла душа?).

Мой всклокоченный затылок, утопающий в красных клетчатых оборках, — разнесчастный и счастливый! Разнесчастный — потому что весь загружен историей, но не знает, как быть настоящим историком. Счастливый — потому что пока я еще могу повернуться в профиль и не поглаживать в дозоре чью-то джемперовскую спину…

Зоя КОБОЗЕВА

Доктор исторических наук, профессор Самарского университета.

Фото из семейного архива автора

Опубликовано в «Свежей газете. Культуре», №№ 3 (111), 2017, Февраль