«Мы собирали хлопок в эвакуации в Узбекистане»; «через нашу деревню ехали беженцы на телегах, а обратно, на фронт, шли красивые, рослые солдаты в белых полушубках – сибиряки»; «дедушка долго лечился в госпитале, а бабушка была там медсестрой, после войны они поженились»; «сестренка в Канаде сейчас – во время войны ее угнали на работу в Германию, она там полюбила француза»…
Об этом говорили как бы между прочим, к слову, наши дедушки и бабушки, иногда рассказывали родители. На их жизни выпала война – и они не забывали об этом ни на минуту. И уже в 80-е, отмечая чей-нибудь день рождения или Новый год, мирные, семейные праздники, непременно пели щемящую «Темную ночь» или триумфальную «Ехал я из Берлина»… Они хранили память о войне – каждый свою, но все вместе были «военным поколением».
Они уходят, память о Великой Отечественной войне – вернее, истина живой памяти о пережитом, по выражению французского историка Пьера Нора, – уступает место истине истории. Это предопределено самой жизнью и, увы, неизбежно. Увы – потому что открывает широчайшие возможности для использования прошлого в политических, идеологических, коммерческих целях. Еще раз увы, потому что история с начала веков использовала память: анализировала, интерпретировала, даже фальсифицировала свидетельства очевидцев. Последнее всегда проделывалось только из лучших побуждений – ведь история, принимаемое всеми общее прошлое, является мощным стимулом социальной сплоченности. Память же – индивидуальная, у каждого своя, да еще и эмоционально окрашенная…
История, закрепляемая в нашем коллективном сознании мемориальными мероприятиями (от популярного в Самаре «парада памяти парада» до Дня согласия и примирения, сменившего свой первоначальный гражданственный посыл на привычный милитаризованный), в День Победы все-таки уступает или хотя бы не противоречит памяти. Именно память, долг памяти, подсказывает нам в этот день собираться, как в Новый год, всей семьей. Почему? Вероятнее всего, чтобы еще раз подтвердить свою идентичность – личную, семейную, родовую. Чтобы через верность прошлому как-то подготовиться к будущему. Еще и потому, что если уж прошлое в России непредсказуемо, то будущее – тем более. И каждое свидетельство прошлого может в будущем стать тем ответом, подсказкой, намеком хотя бы, который поможет разобраться в себе. И опять же – ответ этот будет у каждого свой, индивидуальный, как индивидуальна память.
Сегодня в обществе налицо две тенденции: история, которая констатирует: «Мы победили!», и память, которая хранит воспоминания, как мы победили: «Государство дальнозорко: мелочей, как правило, не замечает, видит только большую карту страны, оперирует цифрами с большим количеством нулей. Отдельно взятый человек близорук: в его поле зрения котелок с кашей, теплушка, кипяток, письмо от жены, кусок мыла, выданный к «банному дню», хлебные карточки… Но праздник есть праздник, и он поистине народный». И потому что День Победы праздник народный, праздник сверки народной памяти как памяти индивидуальной – он живой, настоящий, близкий.
Недавно в тесты единого государственного экзамена по истории вернулась формулировка «Десять сталинских ударов»: так называли и опять называют стратегические операции – разумеется, наступательные, победоносные, – проведенные Советской Армией в 1944 году. Только вот как тут не вспомнить бытовавшее во время войны выражение про правду окопную и правду штабную, правду солдатскую и генеральскую…
Опять, спустя 70 лет, правда штабная оказалась сильнее? Так ведь и запомнят нынешние дети, что Великая Отечественная война завершилась победой благодаря «десяти сталинским ударам»…
Но кто-то из воспоминаний бабушки будет все-таки знать, что его прадед погиб на Волховском фронте:
Будут навеки в преданьях прославлены
Под пулеметной пургой
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой.
Встанем и чокнемся кружками, стоя мы,
Братство друзей боевых,
Выпьем за мужество павших героями,
Выпьем за братство живых!
Виктория ТРИФОНОВА
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре», № 9 (117), 2017, Май