Музыковед Наталья Эскина, член Союза композиторов России и один из постоянных авторов нашей газеты, готовится отмечать круглую дату — 50 лет. Узнав об этом, мы немного удивились. Как же так получается? В этом году первые ее ученики отмечают 60-летие! В училище они поступали 16—18-летними молодыми ребятами. И что же, шестилетняя Н.Э. их начинала обучать? Позвольте, кто бы на работу в училище маленькую девочку взял?
Произведя все эти вычисления, мы долго смеялись. А наш корреспондент решил взять у Натальи Анатольевны интервью, чтобы прояснить этот странный временной парадокс.
Н.А., мы вас заранее поздравляем. Но позвольте воскликнуть, как Станиславский: «Не верю!». Что-то здесь не так. Либо вы сильно уменьшили свой возраст, либо… Не знаем, что и думать. А может, вы просто не в ладах с арифметикой?
Вы совершенно правы, мой юный друг. Арифметика у гуманитариев часто хромает. Но вопрос в том, что я праздную. Я отмечаю начало своей музыковедческой, а не человеческой жизни. Что касается биографического возраста… Я не делаю из него тайны. Круглая дата — 70-летие — будет только через год.
А каким было это музыковедческое начало, в чем оно состояло, вы помните?
Конечно! Это начало профессионального музыковедческого образования. А точнее, поступление на первый курс Гнесинского института.
Но институт — это вторая ступень профессионального образования. До него ведь было и музыкальное училище. Мы знаем, что вы много и с любовью о нем писали. Почему же вы его не включаете в свой «послужной список»?
Дело в том, что училище — это еще не музыковедение. Это, можно сказать, еще только начальная профориентация. Наше отделение называлось ОТМ — отделение теории музыки, а мы были не «музыковедами», а «теоретиками». Наши педагоги и правда были у нас любимыми наставниками, но профессия, специальность «музыковед», приобретается в консерватории (в нашем случае — в институте). А отсчет я беру с первой своей музыковедческой работы. Смешно, что круг в этом году завершился, я опять вернулась к той же теме. Но на новой высоте. Так что это даже не круг, а, как учил нас Гегель, новый уровень спирали развития. Вот бы Бог дал еще 50 лет, посмотреть бы на свой любимый объект еще раз! Для этого надо дожить до 120 лет. Кстати, у евреев есть такое пожелание — дожить именно до этого возраста. Что-то в этом есть, в этой цифре.
Так что же это была за работа и как вы к ней вернулись?
На первом курсе у нас был предмет под неприятным названием «научный атеизм». Зато преподавательница, которая его вела, была очень приятной. Она не старалась воспитать из нас воинствующих атеистов, а просто дружески общалась с нами. Чтобы все-таки как-то соответствовать этой дисциплине, я написала работу «Бах и Лютер». Институт послал ее на всесоюзный конкурс. Вдруг недавно я наткнулась на бумажку в рамочке: второе место у меня на этом конкурсе! Вот совершенно не помню, что 50 лет назад такое было!
А возврат к старой теме был таким. В этом году отмечалось 500-летие лютеровской Реформации. Мы его отпраздновали, провели на базе кирхи лютеровский фестиваль. Задумав этот «проект» — знаете, сейчас модно про всякое дело говорить «проект», — так вот, задумав организовать и провести всю эту махину, я сама себе не верила: неужели хватит сил и энергии довести дело до конца? Но вот хватило же! Очень помогла пастор кирхи Ольга Васильевна Темирбулатова, всю душу в этот фестиваль вложила, пригласила на наши мероприятия выдающегося немецкого органиста. Спасибо им — помогли немцы и самарские германисты. И я очень старалась: перевела несколько длинных немецких и латинских духовных стихов, издала две книжечки, посвященные Лютеру. Анатолий Пономаренко выступил! Анечка Карпова, органистка кирхи, активно участвовала, и еще многие замечательные самарские музыканты. Фестиваль растянулся на полгода, а до этого полгода готовились к нему. Перед Лютером не стыдно, он был бы доволен!
Я так понимаю, что у вас не две, а гораздо больше книг. О чем вы еще писали?
Я долго не выходила за границы работ о музыке. Издала монографию по своей диссертации, книги о сонатах Бетховена, фугах Баха. Потом решила написать о жизни самарской семьи в былые годы, по рассказам бабушки и родителей. Ну и мои воспоминания туда примешались. Называлась эта книга «Поверх текучих вод».
А, из «Сказки о царе Салтане»! Лебедь белая плывет!
Точно. Но до выхода на пенсию некогда было особо заниматься написанием и публикацией книг. Было очень много преподавательской работы. Редактировала и издавала научные труды, сотни статей в газетах и журналах было. Всего не упомнишь. Да, была несколько раз в жюри международного конкурса Кабалевского. За это же время провела конференций 5–6, причем одну, баховскую, к его 300-летию, организовала и провела всесоюзную, с приглашением самого Михаила Аркадьева, пианиста, философа, композитора, педагога. Загляните в YouTube — там замечательные Мишины мастер-классы и записи его концертов. Лет 10 выступал с Хворостовским. Музыкант мирового уровня, «бахианец номер один» современного мира.
Я читал, что у вас были публикации в Германии.
Да, три книги я там издала. Одной горжусь — о «Страстях по Матфею» Баха, страниц в пятьсот. Но здесь их не купить: они стоят несусветно дорого. Правда, благородный Миша Аркадьев закупил несколько экземпляров для Московской консерватории и Гнесинки. Почему я о нем так фамильярно — Миша? Мы с ним с гнесинских времен дружим, почти сорок лет уже.
Потом издала еще одну мемуарную книжку, «Пятибуквие». И сборничек своих поэтических переводов, тоже горжусь им. С пяти языков: с латинского, итальянского, французского, английского, немецкого. Сейчас вот пятнадцать книжек насчитывается у меня. Последняя называется «Половина лавины».
Половина чего?
Это из эпиграфа. «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу» — это начало «Божественной комедии» Данте.
С половиной ясно: с Данте соревнуетесь. А что за лавина?
А лавина из фейсбука валится. Я там кусочки прозы и стихов размещаю, иногда вешаю короткие заметочки или заметки подлиннее. В ответ раздаются голоса читателей, друзей. Я давно планировала эту пеструю смесь издать, там ведь иногда что-то такое мелькает, жалко, если пропадет. Такое лоскутное одеяло получается, пэчворк. Но одеяло какое-то уж очень широкое. Двуспальное. Целых 280 страниц. И я его урезала наполовину.
Вот мы и подошли к главной мысли статьи. Как это у вас, музыковедов, называется — главная тема? Есть ведь еще и побочная? В смысле, еще какие-то ваши работы мы увидим?
Да. Вот именно побочная тема. Главная — это все-таки научная проза. А побочный продукт — стишочки.
Что, тоже научные?
Боже упаси! То лирика, то пародии, то всякие эксперименты с рифмой. Сама себя и друзей развлекаю. Но стихов набралось уже больше тысячи страниц, сейчас я занята тем, чтобы сделать из них пять-шесть сборничков.
Какой большой объем деятельности в самых разных сторонах — и общественной, и педагогической, и публицистической!
Это у нас семейное. Женщины никогда не красились. Мужчины не гнались за почестями. Хотя дед когда-то возглавлял поликлинику НКВД. Дружил с первым наркомом здравоохранения Семашко. Вот видите икону? Это ведь не просто икона. Это портрет. Святитель Лука. Он же — великий хирург Лука Войно-Ясенецкий. Это тоже дедушкин друг.
Отец написал две диссертации. Ни одной не защитил. Просто не стал защищаться. Начиналось «дело врачей» — знаете, что это такое? Свою первую диссертацию папа спрятал, чтобы не подставлять себя, а значит, и нас, под удар. Вторую не стал подавать на защиту — перед самой защитой умер его руководитель, папа его очень любил, решил, что защищаться было бы неэтично, нехорошо по отношению к памяти любимого учителя.
К бабушкиной сестре сватался миллионер, владелец какого-то пароходного общества. Влюблен в нее был поэт Бальмонт. Бабушкину сестричку не соблазнили ни миллионы, ни слава жены и музы поэта. В меня, правда, миллионеры как-то не влюбляются… Да и звания тоже под ногами не валяются. И за теми, и за другими надо гоняться…