Вадима Леванова мне довелось видеть лишь однажды. Но это было настолько фантастическое видение, что пять лет назад я написал об этом в «Новой газете». Леванов тогда уже был болен, ходил с палочкой, но кто бы мог подумать, что сейчас в Самаре будет проходить фестиваль его памяти. А память о нем удивительная. И можно считать этот текст моим персональным вкладом в фестиваль памяти Вадима Леванова.

Страна победившего сюрреализма

Я прохожу по «тарелке». Перед памятником Ленину играют в выбивалы дети кавказской национальности. Из постамента торчат две воткнутые в щель уже поникшие гвоздики. Это все, что осталось от празднования 140-летия вождя мирового пролетариата. Невозможно даже представить, что бы творилось здесь, если бы 25 лет назад не началась перестройка. Горы цветов и толпы пионерок.

Но не случилось. И поэтому я пробегаю мимо вялых брюнеток в высоких сапогах и коротких юбках. Дежурят по апрелю. В руках у девиц крепкая «Охота». 25 лет назад такой крепости пива не было в природе. Да и на улицах пили вряд ли. Даже здоровые мужики обычно прятались в гаражах. А ну-ка, девушки! Но не выйдут из-за угла дружинники. А я подхожу к бывшему Дому учителя, где сегодня читают современную пьесу русские и французы. И думаю про вице-премьера Шувалова. Знает ли он, приезжая в Тольятти с очередной инспекцией, что этот город – столица провинциальной «новой драмы», которую тоже можно назвать побочным продуктом, как, например ВАЗ 2114. Что здесь много лет проходят чтения этой самой «новой дамы», организованные драматургом Левановым, и, собственно, благодаря этим событиям и явлениям Тольятти существует на культурной карте мира. Вряд ли. Это я про Шувалова. А вот французы знают. И поэтому сейчас в «Арт-пропаганде», которая теперь вместо Дома учителя, собрался цвет французского театра.

Драматург Валер Новарина – живой классик французского театра, которого уже проходят в школах. Критик Ирина Мягкова объяснила его место в культуре просто: ну представьте, что перед вами сидит Гюго. Так вот, он сидит и смотрит, как его текст впервые исполняет другой выдающийся артист – Дени Лаван. Гениальный импровизатор, фарсёр и фрик. Вместе с французами в зале полсотни человек. Никакой культурной элиты, светского общества, театральной общественности. Их нет. Всех этих радетелей, ценителей и благодетелей. Ау!? Здесь только студенты, изучающие язык, хипстеры и дадаисты. Как хорошо, что руководитель «Пропаганды» Миша Савченко сам любит театр. А то бы счел мероприятие провальным.

Один из лучших комиков в мире выходит на сцену. В зале темно. Над сценой герб СССР и флаги – богатый декор сталинской эпохи. За окном с адским рыком носятся по Казачьей-Дворянской-Куйбышевской байкеры на огромных никелированных мотоциклах. Дени Лаван начинает читку пьесы тольяттинского драматурга Леванова. Про русскую лапту. Како рюсски не любить рюсски лапта? Спрашивает Дени Лаван на хорошем русском и начинает рассказывать (по французски уже, но все-таки с очень уместными интонационно точными русскими восклицаниями: ну вот! Да-а-а-а!) фантастическую историю железнодорожника из Похвистнево, который попал на московскую Олимпиаду 2024 года. Пьеса написана десять лет назад. Автор сидит в зале. И публика даже замирает слегка, когда Лаван, залезший на стул, обращается словами Леванова к господину президенту. По-французски. Пок-вист-нэ-во – тщательно проговаривает француз название села с известными культурными традициями. А потом поет с жуткими интонациями Ника Кэйва: «До свиданья, наш ласковый Миша, возвращайся в свой сказочный лес!»

Прямо передо мной сидит Роман Кутуков из отдела кадров «Волжской Коммуны». Слева какие-то красивые девушки. Справа человек, известный как Фицпатрик. Неплохая компания для культурного комплота, прикидываю я. Общество спектакля? Нет, все вокруг абсолютно настоящее. И Валер Новарина – рафинированный француз, который произвел революцию во французской литературе, и драматург Леванов, который может даже и не Гюго, а Островский. И Дени Лаван, который одет как бомж, снимается с Катрин Денев, сыграл уже несколько ролей, ставших классическми. В «Дурной крови», «Любовниках нового моста» и «Токио». Но сейчас он рассказывает о том, как Россия стала великой страной, т.к. Европу затопило потеплением, и на Олимпиаде теперь вместо буржуазно-британского тенниса – сплошная лапта, городки, гонки на тройках и борьба с медведем.

Я не бросал на поле банку со сбитнем, из-за которой началась драка, гражданин начальник. Последние два слова Дени произносит по-русски. Сложно даже предположить, какой смысл он вкладывает в сочетание слов «рюсски лапта» и каково ему быть здесь в далеком русском городе, перед тремя десятками людей, которые вряд ли понимают. Но, видимо, есть какой-то смысл выкладываться ему ради Фицпатрика и Романа Кутукова. Выкладывается так, что дрожит темнота в «Арт-пропаганде». За окном продолжают реветь байкеры, как голодные железные звери. А я сижу и думаю, что как мы ни ругаем министерство культуры Самарской области, оно иногда выдает совершенно концептуальные пируэты. Вот этот фестиваль французской драматургии. Сюжет и антураж которого местами перекрывает Ионеску. А тем временем Дени Лаван на сцене рассказывает, как сначала в его родном Похвистнево был памятник Ленину Владимиру Ильичу, потом генералу Похвистневу, а теперь – нашему президенту. Лаван изображает памятник, и тут становится ясно, что он реально похож на Ильича – такой же лобастый, невысокий, лысеющий, с умными, немного раскосыми глазами. И сходство это из-за явной фарсовости происходящего приобретает привкус мистики. То ли это сходка, то ли читка, то ли вызов духов и сеанс коллективного спиритизма.

Мне кажется, что в Похвистнево в любой распивочной Дени Лавана приняли бы как родного. Да и русскую душу он понимает хорошо. Недаром еще в семидесятых слушал Владимира Высоцкого. И благодаря его искусству, высоко-трагическому и отвратительному одновременно, мы становимся свидетелями того, как Похвистнево входит в сокровищницу мировой культуры. Это видят, дай бог, пятьдесят человек. Но количество не имеет значения. После читки все бывшие в зале сфотографировались вместе. Портрет с живыми классиками.

В ста метрах отсюда Ленин Владимир Ильич, изваянный скульптором Манизером. Ста двадцатью годами ранее Ульянов Володя сам проходил мимо этого здания. А сейчас французский актер, быть может, великий, изображает его статую, установленную в Похвистнево. И все это является вечером с живыми классиками французской культуры, которые, оказывается, почти никому не нужны в этом городе на самом краю Европы. Никому не объяснить, в чем важность этого вечера. Все смотрят сериалы. Мы выходим на улицу. Во всех окнах одинаковые отблески телеэкранов. И только кавказские дети, несмотря на темноту, продолжают играть в вышибалы у подножья памятника Ленину.

Источник