Юрий Сапрыкин, которого можно смело назвать духовным лидером «поколения Афиши», выступил на калининградском форуме имени Кафки и Оруэлла. И сказал много очень важного для понимания того, что происходит вокруг. Самкульт предлагает вам основные тезисы его выступления, опубликованные порталом «Новый Калининград».
Мифические девяностые
Мне кажется, что 90-е годы сейчас — это очень специфический и очень мифологизированный отрезок времени, который в современной России играет приблизительно такую же роль, какую в Советском Союзе моего детства играла Великая Отечественная война. Какой-то момент текущего государства, который настолько страшен, что можно пойти на всё, но не допустить возвращения к нему. Можно делать всё что угодно: терпеть пустые полки в магазинах, текущие крыши и трескающиеся стены, какой-то маразм по телевизору, но лишь бы не было войны.
Ровно в этой же роли выступают 90-е годы: любые происходящие в стране события, пусть даже самые неприятные и катастрофические вещи, оправданы тем, что лишь бы не было возвращения к этим «лихим» 90-м годам. Я очень хорошо это чувствую на себе, потому что стоит написать какую угодно вещь, например, о том, что в Москве совершенно варварским способом вскрывают тротуары, пройти невозможно и так далее, как тут же в комментарии приходит кто-то, кто пишет: «Ага! Так это вы разворовали страну в 90-е, получайте за это, награбили, засели на своих высоких постах и теперь поливаете грязью всё хорошее, что у нас сейчас есть!» Или напишешь не про тротуары, а про сжигание еды, и тут же прибежит человек, который ответит: «Вот вы сейчас сокрушаетесь, что где-то там давят гусей, а вот в 90-е, когда людям вообще есть было нечего, вы этого не замечали, вы об этом молчали, вас это вообще не волновало».
В 90-е я питался исключительно гречкой в столовой и еще просил ее подливочкой полить, потому что подливочка была бесплатной. И поэтому мне очень смешна реакция тех людей, которые считают, что я в 90-е чего-то там наворовал. Еще мне кажется, что у людей моего поколения есть огромное преимущество: мы застали это время и, к счастью (или, наоборот, к несчастью), в силу возрастных причин не успели быть замешанными во всевозможных неприятных вещах, которые тогда творились. И именно поэтому сейчас можем объективно о них разговаривать.
Не случайно, что про 90-е сейчас всем все стало понятно: двадцать лет — это достаточный срок для того, чтобы выкристаллизовался миф. Легенда, которая сложилась о 90-х, известна. Разбуди среди ночи любого из нас и спроси, что было в 90-е, каждый ответит, что это была великая геополитическая катастрофа века, Запад поставил страну на колени, промышленность разрушена, армия разрушена, голод, обнищание, бандитизм и так далее. В общем, назовет все то, что скрывается за термином «лихие 90-е». Именно так мы смотрим на это время спустя двадцать лет. И конечно, глядя на него под таким углом, действительно, хочется сделать все, чтобы это не повторилось. Уж лучше, правда, давить трактором гусей.
Взгляд издалека
Мне всегда интересно, как взгляд изнутри тех или иных исторических событий отличается от взгляда снаружи или взгляда издалека. Не секрет, что я принимал участие в митингах на Болотной. Вещи, которые в тот момент казались рядовыми и дежурными — например, на площадь Революции нельзя, ну тогда мы пойдем на Болотную, — спустя несколько месяцев оказываются судьбоносным моментами. Оказывается, что именно в этот момент злонамеренные люди слили протест, и все пошло под откос. А находясь совсем рядом с этими событиями, ты просто не понимаешь, что происходит что-то важное. И наоборот: те вещи, которые тогда казались важными, сейчас кажутся незначительными. Например, газета «Коммерсант» посвятила целую полосу интервью с Борисом Немцовым и организаторами очередных февральских митингов о том, как пойдут колонны. Правые пойдут перед левыми или наоборот, а те, которые не правые и не левые, они в какой последовательности пойдут и так далее. Тогда это казалось ужасно важным: сделать так, чтобы люди разных политических взглядов рядом друг с другом не встали и друг другу не помешали. А сейчас мне кажется, что расскажи кому эту историю, и люди подумают, что ты совсем рехнулся. Точно так же и с 90-ми.
Я еще раз задумался об изменении этой оптики буквально на днях, когда по одному рабочему делу наткнулся на залежи газет за 91-й год, в том числе и за декабрь. Я стал смотреть, что же писали газеты о крупнейшей геополитической катастрофе ХХ века. На первой полосе номера «Независимой газеты», вышедшей на следующий день после подписания Беловежского соглашения, стоит заголовок: «Ельцин, Кравчук и Шушкевич пошли ва-банк. Три лидера славянских республик ликвидировали СССР, не предупредив об этом никого. Горбачев и Назарбаев поставлены перед фактом и перед выбором: что делать? Смириться или сопротивляться? Горбачев, похоже, выбрал второе. Ельцин выступил в Кремле также от Украины и Белоруссии. Если Назарбаев и лидеры азиатских республик СССР сочтут себя обманутыми, линия конфронтации проляжет по южным рубежам России». Да, это очень длинный заголовок. Но в нем слова «ликвидировали СССР» как неважные, главные слова в этом заголовке — это согласятся ли с таким решением казахстанцы и южные республики. Ну, ладно, это «Независимая газета» — с ними все понятно, это уже тогда были проклятые либералы, которые мечтали развалить СССР, в их интересах было все это замылить и скрыть.
Удивительно, но ни противники, ни сторонники СССР не заметили его распада. Но этот взгляд издалека все же деформирован временной оптикой. Я вспоминаю, как реагировали на распад СССР мои знакомые, и мне удивительно в связи с этими воспоминаниями слышать, что какие-то злонамеренные агенты вопреки воле народа взяли и разрушили великую Империю. В основном, на те события народ реагировал примерно так же, как и газета «День». Не зафиксировано ни одного случая, когда кто-то из военнослужащих отказался принимать присягу РФ. Не было каких-то вооруженных выступлений против «преступной ельцинской власти». Обычные люди не замечали этого события, а если и замечали, то связывали с ним надежды на какое-то лучшее будущее.
В ютьюбе лежит ролик программы «Вести» от 2 января 1992 года — это первый день либерализации цен, первый день, когда продукты подорожали и начались «грабительские гайдаровские реформы». «Народ объегорен, народ обгайдарен», как писала газета «День» на первой полосе после распада СССР. В общем, этот ролик — репортаж из московских магазинов, в которых, как и несколько месяцев до этого, собирались очереди. Но тут люди заходят в магазин, а на полках разная еда. Да она стоит дороже чем несколько месяцев назад, но поскольку эту еду никто уже несколько месяцев не видел, то сравнивать особо и не с чем. И людям (хотя, опять же, можно это списать на цензуру программы «Вести») нравится, что еда появилась на прилавках, скорее всего они относятся к этому появлению с надеждой. Может ошибочно, но это совпадало, как мне кажется, с вектором событий, которые происходили. И точно так же устроены и другие части этого мифа. Например, голод.
Легенды о голоде и ваучере
Да, голод, жрать было нечего. Но, по сравнению с тем, как «жрать было нечего» в последние советские годы, особенно за пределами Москвы (а я сам до 90-го года жил в Тульской области, поэтому, поверьте мне), вот эти проклятые гайдаровские годы были довольно сытыми. Я помню, как ходил по московским улицам и радовался тому, что стоят на улицах бабки и у них можно купить батон хлеба и банку майонеза. Ужасно, что стоят эти бабки и тебе говорят: «Бери, внучёчек, банку майонеза, она вообще-то десять рублей стоит, но если будешь брать, отдам за пять», их ужасно жалко. Но по сравнению с тем недавним прошлым, когда майонеза и в помине не было, это выглядело как несомненный прогресс и движение в цивилизованное будущее по пути реформ, как нам тогда казалось.
Что касается мифа про олигархов, которые «все разворовали». Для меня это загадочная вещь, и история этого процесса, как мне по-обывательски кажется, еще не до конца описана. Но ведь эти так называемые «олигархи» разворовали то, что им дали разворовать. Их назначили олигархами: выдали за определенную сумму кусок собственности. А если бы выдали не им, то ими стали бы другие. Вообще, тут много загадочных вещей.
Вы помните, что была ваучерная приватизация? Вот кроме МММ, с которым, кстати, тоже все не до конца понятно — ну вот все эти тюки с наличными, они из офиса на Варшавке куда уехали? — были разные ваучерные фонды. Был «Хопер инвест», «Концерн Гермес», «Гермес-финанс» и так далее. Вот те люди, которым мы относили свои ваучеры в огромном количестве — они кто? И где они сейчас? И этот ведь были не Ходорковский, не Потанин, не Дерипаска — это вообще были другие люди, о судьбе которых мы вообще ничего не знаем.
Я однажды задался целью узнать, что произошло с тем человеком, которому я когда-то отнес свой ваучер. Это была компания «ОЛБИ-дипломат», ей владел человек по имени Олег Бойко. Он до сих пор находится на каких-то почетных местах в списках «Форбс» и понятно, что у него, в отличие от многих из нас, все отлично и будет так же отлично. Но вот почему-то Олег Бойко не воспринимается как то зло, которое «разворовало всю Россию».
В 94-м или 95 -м году я работал в одном рекламном агентстве, у которого заказчиком была фирма «Гермес-финанс» — еще одна финансовая пирамида. Суть этой фирмы заключалась в том, что люди должны принести свои деньги, положить под какой-то процент, а потом вместе с этим процентом их забрать. Естественно, «Гермес-финанс» с деньгами смылся, а на нашей совести осталось несмываемое пятно, но штука вот в чем: когда мы пришли знакомиться с заказчиками, то выяснилось, что генеральному директору этой пирамиды двадцать один год, а исполнительному директору — двадцать два. И у них в биографии написано, что они окончили восемь классов школы, потом учились в ПТУ, потом работали на каком-то станкостроительном заводе, а потом стали вот директорами ООО «Гермес-финанс». Но откуда они взялись? Их, наверное, кто-то назначил? Потому что эти ребята не были похожи на тех людей, которые даже если очень захотят, в состоянии обуть полстраны и разумно распорядиться этими деньгами. Кто стоял за этими ребятами, не знает и не узнает уже никто. Но ведь понятно, что выгодополучатели этого дела существуют, я уверен, что у них все прекрасно, только никто не разоблачает их, как тех людей, которые разворовали Россию. И это, на мой обывательский взгляд, очень странно.
Травма наивных людей
Если отбросить всю иронию, то 90-е годы действительно были травмой, которая до сих пор не изжита, во многом не проговорена и до сих пор где-то внутри болит. Поэтому и миф о том времени, в которое ни в коем случае нельзя вернуться, так благодатно приживается.
Мне кажется, что у этой боли несколько другая природа, нежели обида на олигархов, американцев, которые «поставили страну на колени», и так далее. Кажется, публицист и культуролог Сергей Кузнецов одним из первых написал очень точно о том, что не понимает, почему люди так злы на 90-е годы, ведь они получили ровно то, чего хотели.
Когда в конце 80-х на Манежной площади собирались миллионные демократические митинги, и люди требовали отмены 6-ой статьи Конституции или расширения полномочий съезда депутатов — чего они хотели на самом деле? Они хотели, чтобы была еда, чтобы можно было ездить за границу, и они именно этого не получили. А, скажем, развитой парламентаризм и систему политических партий они себе не заказывали, именно поэтому этого и не случилось.
Вообще газеты периода конца 80-х — начала 90-х — это золотой век советской прессы. Это драйв, качество, разнообразие. И, кажется, что все эти газеты исходили из тех предпосылок, которые разделяли их читатели.
Первая общая предпосылка заключается в том, что заканчивается страшное время. Время, которое корёжило людей, принесло людям неимоверное количество страданий, вынуждало людей вести себя зверским образом: сажать друг друга в лагеря, пытать, проделывать все то, что описано в книжке «Архипелаг Гулаг». И, кроме того, что это время уходит, устанавливается историческая преемственность и так далее, мы, наконец, сможем зажить по-человечески, но не в смысле еды, а в этическом смысле. Мы, наконец, сможем позволить себе быть добрыми, хорошими людьми, а не палачами и жертвами.
Если посмотреть на позднюю советскую культуру, например, на кино периода 70-80-хх годов, то это все были какие-то очень заряженные этически вещи. Эти фильмы — всегда какая-то экзистенциальная драма, которая разбирает ту или иную этическую коллизию. Это фильмы Авербаха, Иоселиани, Мельникова, Рязанова — да кого угодно. Вот фильм «Инспектор ГАИ» Уразбаева хороший пример: полтора часа на экране не происходит ничего, кроме выяснения вопроса: если инспектор ГАИ отказывается брать взятку — это нормально или нет?
Посмотрите на ютьюбе записи музыкальных вечеров Останкино или программы «Музыкальный ринг», и вы удивитесь, какие там сидят наивные люди, и какие наивные вопросы они задают. Кажется, единственное, что их беспокоит — это вопрос как достойно прожить свою жизнь, что такое хорошо и что такое плохо. Они обеспокоены этическими проблемами, и когда Союз рушится, эти простые, добрые советские люди решают, что сейчас этот багаж «как жить правильно и по совести» они смогут реализовать. Но хрен там.
Эта этически заряженная атмосфера превратилась в полное ничто. Более того, все иерархии, которые позднесоветское общество для себя выдумало, перевернулись с ног на голову. У Светланы Алексиевич есть книга «Время second-hand», набор монологов разных персонажей, которые пережили развал Советского Союза. Если попытаться свести все эти рассказы, убрав индивидуальные детали, к общему знаменателю, то все персонажи говорят об одном. Они говорят, что то, что еще вчера казалось недопустимым, стало главным критерием успеха. То, за что еще вчера давали статью, стало залогом преуспевания в обществе.
Переступания через себя
Акт переступания через себя — это, на мой взгляд, и есть причина этой боли и этого представления о 90-х как о чем-то страшном. Каждый из нас мог делать и делал что-то такое, за что до сих пор стыдно. И я в том числе. И Путин в том числе. И именно к этим вещам ему (Путину) не хотелось бы возвращаться ни за что и никогда. Уж лучше давить трактором гусей.
До тех пор пока мы (мы вообще как общество, если оно еще сейчас у нас существует) не выговоримся друг другу на эти темы морали и нравственности, нам так и будут рассказывать про страну, которую поставили на колени, олигархов и всякую другую ерунду, которая нас в то время вообще не заботила. Нас заботило совсем другое: например, что я инженер на сто рублей (и я бы снова выбрал себя такого же), у меня свой богатый духовный мир, которым я горд, но я иду торговать на рынок какими-то куриными головами и еще обманываю своих покупателей, пытаясь впарить им тухляк. Вот это было по-настоящему страшно. И это заставило каждого через что-то переступить.
Еще одной из популярных тем конца 80-х была надежда на то, что исчезнет репрессивная машина, и в стране появится крепкий хозяин на своей земле, фермер, который превратит это бесхозное поле в цветущий сад, и это будет его собственность, его забота и достояние. И мы вернем эту землю себе, как пел Гребенщиков. Но дальше очень быстро выясняется, что да, партийная система очень исчезает, но от этого ничего никому не возвращается. И мало кто готов это взять.
Людей, которые после семидесяти лет воспитания в духе «за тебя все решат» готовы пуститься в самостоятельное дело (если только это не перепродажа компьютеров или водки), связанное с долговременной жизнью на земле — единицы. И если они есть, то их жизнь очень не классная. Заметьте, что судьба этого несостоявшегося хозяина спустя двадцать лет становится важной темой российского кино: это есть в «Грузе 200», об этом полностью снят фильм «Долгая счастливая жизнь» Хлебникова, об этом полностью снят «Левиафан».
Есть еще одна иллюзия, связанная для меня с песней «Wind of Change» группы «Scorpions». Это иллюзия про то, что из мира, поделенного на две системы, из страны, в которой все поделено на две системы и основано на конфронтации, мы вступаем в другой мир. В мир, который радужный, где все друзья, братья, Америка помогает России, потому что нам нечего больше делить, случился конец истории, рухнула Берлинская стена, и все стало классно, и мы, граждане России, тоже друг другу помогаем, потому что никто нас не мучает, мы все свои. И тут хренак, и оказывается, что вместо освежающего ветра перемен и дружбы всех со всеми наступает еще более серьезная и страшная конфронтация. Она и внутри страны, которая немедленно делится на два лагеря, которые, в свою очередь, начинают друг друга поливать из автоматов и расстреливать у Белого дома. И самое страшное, что эта конфронтация еще и в международных делах: оказывается, что тебе никто помогать не собирается, потому что ты проигравшая сторона. Это ты думаешь, что исчезла Берлинская стена, а на самом деле ты все проиграл. И мы будем делать разные символические вещи, начиная от расширения НАТО и заканчивая хитрыми унижениями на переговорах или бомбежками Белграда или тем, что мы не будем советоваться по тем вопросам, по которым раньше было принято советоваться. И мы будем это делать для того, чтобы ты понял: мы победили, а ты проиграл.
Неизжитая боль недавнего прошлого
Я думаю, что для обычных граждан это не великая боль, но для элит — это источник обиды. Когда Путин произносит мюнхенскую речь или свой очередной загон о том, что «Запад хочет вырвать мишке когти», понятно, что все это связано с неизжитой болью 90-х.
Какая у этой басни мораль, я не понимаю. Но мне кажется, что если мы не попробуем попытаться осознать для себя, что же мы проиграли в 90-х и к чему мы не хотим вернуться, то мы и дальше будем блуждать по странным историческим изгибам, приводящим в тупики. Если не назвать своими именами вещи, которые когда-то по тем или иным причинам было принято не замечать…
Вообще, даже не будучи мега патриотом, нельзя не признать что с нашими согражданами, которые остались в бывших союзных республиках, государство поступило по-свински, но это никого в 90-е годы не волновало.
Деньги снова заканчиваются, есть серьёзный шанс, что со всем этим «мы делаем это ради того, чтобы 90-е не повторились, давайте изберем Путина на 23-й срок, будем хоронить безымянных солдат, которые где-то там воюют за русский мир, будем давить трактором гусей» — мы все же въезжаем со страшной неизбежностью в 90-е.
Падение цены на нефть, санкции, война, которую государство ведет на сопредельной территории, сбитый самолет, Олимпиада — состав коктейля, который подкосил величие Советского Союза, повторяется как фарс. Только пустых полок в магазине не хватает.
Мы возлагаем надежды на государство, мы хотим, чтобы оно помогало, запрещало что-то неправильное, за что-то платило деньги, что-то контролировало, чтобы оно своей сильной рукой еще во что-то вмешалось. Мы хотим, чтобы его было больше, и загоняем себя на откос, который в какой-то момент отвалится, и опоры под ногами не останется совсем. А государство хочет, чтобы мы его любили, чтобы мы голосовали, ездили за него воевать. Оно даже не создает такого кокона, который был создан для позднесоветского человека. Оно требует, чтобы ты кого-то ненавидел либо кого-то боялся.
Давайте готовиться к тому, что этого откоса под ногами не станет задолго до того, как он исчезнет. Давайте попробуем сделать островки для собственной жизни, которые от этого государства не зависели бы совсем. Давайте меньше обращать на государство внимание, и тогда нам будет не так обидно, когда оно превратится в сообщество анонимных людей, которые тихо сливаются через офшоры. И тогда нам будет проще разобраться со своей жизнью.